Он поднимает на меня взгляд. И не может сдержать улыбку.
— Это отлично, Эрин, потому что я хотел сообщить тебе еще одну вещь: мама уже готовит нам матрас в свободной комнате. — Он ехидно смотрит на меня. Шутка. Слава богу. Мы смеемся, и напряжение испаряется. Все будет хорошо.
— Спорим, что это станет для твоей мамы событием года? — смеюсь я.
Он улыбается снова, лукаво, как мальчишка. Я люблю его.
— Прости. — Взгляд прямой. Он искренне сожалеет.
— Так ты позволишь мне снова быть с тобой? — спрашиваю я.
— Да, прости. Мне нужно было сразу сказать тебе, как мне тяжело. Но с этого дня я буду всем делиться, хорошо?
— Да, пожалуйста.
— Ладно. Эрин, я знаю, что это глупо, но… я не могу снова откатить все к началу. Я не могу откатиться к началу. Я не могу снова строить все с нуля.
— Я знаю, милый. Это нормально. Тебе и не придется. Мы вместе найдем способ с этим справиться. Потому что мы всегда находим.
Он берет меня за другую руку, руку с обручальным кольцом, и подносит ее к губам.
— Марк, мне стоит снова начать принимать таблетки? Нам стоит подождать?
— Знаешь, как говорят… — Он целует обручальное кольцо. — Идеального времени не будет.
Он все еще хочет этого. Слава богу.
Марк привлекает меня к себе. Мы забираемся с ногами на диван и вместе засыпаем, прижавшись друг к другу, в лучах вечернего солнца.
9
Понедельник, 15 августа
Второе интервью
Я снова в Холлоуэй — для встречи с Алексой, второй героиней моего фильма. Охранника Амала сегодня нет, вместо него — охранник по имени Найджел. Он намного старше Амала, ему за пятьдесят, и всю жизнь он проработал в тюрьме. Глядя на него, я могла бы сказать, что ничего нового для него тут не осталось, еще когда ему было двадцать, но он продолжил трудиться. Мы в той же комнате, что и в прошлый раз. Я думаю о том, как Холли пустыми глазами смотрела в прямоугольник неба, и ее лицо в моем воображении сменяется лицом Марка. Освобождение Холли и наше с ней следующее интервью состоятся через пять недель, это будет после свадьбы, а теперь, как выяснилось, и после нашего возвращения из свадебного путешествия.
День странный, сырой. Я пью растворимый кофе, который Найджел приготовил мне в комнате для персонала, и жду прибытия Алексы. Кофе горячий и крепкий, большего мне на данный момент не нужно. Мой кофе должен быть таким, как мужчина. Шучу, конечно. Хотя шучу ли? Прошлой ночью я плохо спала, прошло два дня после нашей ссоры. Но я думаю, что теперь у нас все хорошо. У нас с Марком. За выходные мы отменили банкет в ресторане и перетасовали множество мелочей, экономя время. Что оказалось довольно весело. Я с радостью обнаружила, что я не особенно нервная невеста, даже вовсе не нервная. Мы сократили расходы в одном, чтобы немного шикануть в другом. И теперь все готово. А Марк кажется куда более счастливым. Более надежным. Больше похожим на прежнего себя. Кажется, все это дело слегка пошатнуло его уверенность в себе. Но теперь он снова вернулся к стратегическому планированию.
Мне плевать на свадьбу, главное, чтобы он был счастлив.
Найджел громко прочищает горло и кивает мне. Я включаю стоящую рядом со мной камеру и неловко встаю, словно мне предстоит приветствовать совершенно незнакомого человека. Забавно то, что Алексу, после всех наших телефонных разговоров, я воспринимаю как хорошую знакомую, хотя мы с ней ни разу не встречались.
Я вижу ее сквозь усиленную стальную сетку на окне двери, ее глаза — теплые, спокойные, серьезные. Она входит, глядя на меня из-под мягких прядей светлой челки. Я вижу ее открытое лицо. Бледно-голубую футболку с названием тюрьмы, штаны и шлепанцы, которые выглядят на ней так, словно это последний писк скандинавского шика. Словно она примерила новый наряд с показов лондонской недели моды. Минималистская роскошь. Алексе сорок два. Она смотрит на Найджела и ждет его кивка, прежде чем сесть на стул напротив меня. Я протягиваю руку через белую пропасть стола. Она пожимает мою ладонь и сдержанно улыбается.
— Алекса Фуллер, — говорит она.
— Эрин. Рада видеть тебя, Алекса. Большое спасибо, что пришла.
— Да, чудесно наконец увидеть, кому принадлежит этот голос, — говорит она, улыбаясь чуть шире.
Мы устраиваемся на стульях.
Я хочу сразу перейти к делу, но Алекса смотрит на Найджела. Его присутствие явно будет помехой.
— Найджел, я уже включила камеру. Запись идет, поэтому не могли бы вы не присутствовать на интервью? Я дам вам просмотреть записанное. Но прошу вас побыть по ту сторону двери.
О том, чтобы попросить Амала выйти во время интервью с Холли, я бы даже не подумала, но Алекса — самая безобидная из героев моего фильма. Найджел пожимает плечами. Я уверена, он в курсе истории Алексы и ее преступления. Он знает, что наедине с ней мне ничто не угрожает. Насколько будет безопасно встречаться с Холли и Эдди Бишопом вне стен тюрьмы, я не представляю. И думаю о том, оставят ли власти этих двоих без надзора.
Эдди запросил еще одно телефонное интервью. В субботу мне пришло электронное письмо из Пентонвилля. Не знаю, что именно он хочет обсудить. Надеюсь только, что он не передумает насчет съемок в следующем месяце. И надеюсь, что это не окажется очередной его игрой.
Найджел выходит, замок двери щелкает за ним, и только после этого я говорю:
— Спасибо, Алекса. Я действительно ценю то, что ты захотела участвовать в этом проекте. Мы уже обсуждали это по телефону, просто напомню: сегодня я записываю все, что будет здесь сказано. Если выйдет какая-то накладка или тебе не понравится, как ты выразила какую-то мысль, дай мне знать, и я спрошу тебя снова или переформулирую вопрос. Тебе не нужно пытаться играть на камеру или делать что-то специально для съемок. Не обращай внимания на камеру и общайся со мной. Как во время обычного разговора.
Она улыбается. Я сказала что-то забавное.
— У меня уже очень давно не было «обычных разговоров», Эрин. Так что, боюсь, тебе придется проявить снисходительность. Но я постараюсь. — Она хихикает.
Голос у нее глубокий и теплый. Забавно слышать его здесь после долгих телефонных разговоров. С начала проекта у нас состоялись три телефонных беседы, все вполне продуктивные. Я сумела избежать главных тем интервью, поскольку хотела, чтобы в первый раз она изложила свою историю целиком и на камеру. Я стремилась сохранить новизну рассказа. Конечно, я видела ее фотографии в деле, а также статьи в газетах и ту историю, которую Марк всего месяц назад читал, заглядывая мне через плечо, но это совсем другое. Она такая спокойная, такая уравновешенная. Те фото, что я видела, сделали во время ареста, четырнадцать лет назад, когда ей было двадцать восемь лет. Сейчас она каким-то образом стала еще красивее; тогда она была просто привлекательной, но теперь ее красота расцвела. Ее мягкие русые волосы собраны в низкий хвост, лежащий на шее, от природы смуглая кожа на носу и на лбу усыпана веснушками.
