Перед тем как мы соскальзываем в воду, Марк снова предупреждает меня об акулах. Сегодня это кажется мне не важным. Я смотрю в безоблачное небо, и его слова как будто обтекают меня. Я дышу. Я пытаюсь позволить его голосу успокоить меня. Нам обоим не по себе. И вовсе не из-за акул.
В воде, когда мы уже проверяем снаряжение друг друга перед погружением, я замечаю, что дрожу. Марк хватает меня за руку и на секунду крепко прижимает ее к груди. Частота моего пульса падает. Волны сегодня сильные и высокие. Здесь, наверху, крепкий ветер, но Марк обещает мне, что, как только мы спустимся, под водой будет спокойно. Когда мы заканчиваем, он снова берет меня за руку.
— Эрин, слушай, тебе ведь не обязательно это делать. Я могу спуститься один. Оставайся на катере, а я вернусь примерно через пятнадцать минут. Больше не потребуется, дорогая. — Он заправляет мокрую прядь волос мне за ухо.
— Нет, все нормально. Я в порядке. — Я улыбаюсь. — Я могу это сделать. Если не увижу собственными глазами, что там, внизу, я буду представлять самое худшее. — Мой голос снова кажется мне чужим и отстраненным.
Он кивает. Он слишком хорошо меня знает, чтобы возражать. Я все равно это сделаю.
Марк надевает маску, дает сигнал о погружении и уходит под поверхность воды. Я надеваю свою — медленно, тщательно, стараясь, чтобы она как можно плотнее прилипла к коже. Сегодня я не могу позволить себе никаких просчетов. Я делаю последний глоток чистого свежего воздуха и следую за Марком.
Внизу гораздо чище, чем было в последний раз. Кристально-прозрачная голубизна. Голубизна высокого разрешения. Марк ждет меня сразу под поверхностью, словно застывший кадр из программы о природе: живое существо, зависшее в океане пустоты. Он дает сигнал к погружению. И мы избавляемся от плавучести.
Погружение происходит постепенно. Я смотрю, как катятся над нами огромные волны; здесь, внизу, все поразительно спокойно. При взгляде снизу проходящие волны кажутся отлитыми из металла, особенно когда блестят на солнце. Огромные полотнища полированного алюминия.
Все хорошо. Все идет хорошо до тех пор, пока мы не погружаемся на десять метров.
Марк резко останавливается и сигналит мне, чтобы я оставалась на месте. Я застываю.
Что-то не так. Кровь внезапно устремляется по венам с бешеной скоростью, быстрее, чем когда бы то ни было. Почему мы остановились?
Там что-то в воде? Я стараюсь не шевелиться, но взгляд скользит по сторонам, пока я пытаюсь определить, в чем может быть дело. Я ничего не вижу. Стоит ли нам вернуться на катер? Или все в порядке?
Марк дает мне сигнал: «Все в порядке».
Да? Тогда в чем дело? Зачем ждать?
Он снова делает жест «остановись». Затем сигналит: «Сохраняй спокойствие». А «сохраняй спокойствие» всегда означает что-то плохое.
Затем он сигналит: «Посмотри вниз».
О господи!
О боже-боже-боже… Зачем смотреть вниз? Зачем? Я не хочу смотреть вниз. Я не хочу смотреть вниз, Марк. Я качаю головой.
Нет. Нет, я не собираюсь этого делать.
Он тянется ко мне и берет меня за руку. Снова сигналит: «Все в порядке».
Его взгляд. Все в порядке, Эрин.
Я киваю, я спокойна. Ладно. Я могу это сделать. Я могу это сделать.
Я втягиваю прохладный, химически очищенный воздух и смотрю вниз.
Это прекрасно. Бумаги, словно в замедленной съемке, танцуют в водяной невесомости вокруг нас. Полузатонувшие, дрейфующие, красивые.
Но затем, в прорехах между бумагами… я замечаю его. Самолет.
Примерно в тридцати метрах под нами, на дне океана. И не коммерческий лайнер. Маленький самолет. Скорее всего, частный. Я вижу его вполне отчетливо. Одно крыло оторвалось и застряло в песке под ним. В корпусе виднеется огромная зияющая прореха. А в ней — темнота. Я выдыхаю, неподвижно зависая в воде.
Потом вдыхаю, медленно и спокойно. Смотрю на дверь самолета. Она закрыта. Дверь закрыта. Ох! Ох, черт. Я чувствую, как нарастает паника. Чувствую, как она пузырьками разносится по венам, по мышцам, сквозь сердце.
Люк в подсознании распахивается, и волна паники захлестывает меня. В голове проносятся образы: я вижу ряды кресел, застывших в темноте и глубине под нами, вижу надежно пристегнутых к ним людей. Их лица. Рты, распахнутые в крике. «Прекрати! — командую я себе. — Ничего этого нет. Прекрати».
Но это ведь реально, не правда ли? Они там, внизу, я знаю, что они там. Они не могли спастись. И даже не пытались. Почему они даже не пытались?
Я вдруг понимаю, что перестала дышать.
Судорожно втягиваю в себя воздух короткими, быстрыми вдохами, отчаянно вдыхаю жизнь. Я в панике. Ох, черт, ох, черт, ох, черт. Бросаю взгляд вверх. Солнце танцует на серебристой поверхности. До нее — десять метров. Я должна выбраться из воды. Немедленно.
Я выворачиваюсь из рук Марка, работая ногами изо всех сил, и плыву вверх. Вверх и прочь от самолета. От смерти.
Рука хватает меня за лодыжку и останавливает, дергая обратно, вниз. Мне не вырваться. Это Марк. Марк держит меня под водой. Не позволяет слишком быстро подняться и тем самым навредить себе. Я знаю, что это для моего же блага, но я этого не хочу. Мне нужно выбраться из этой гребаной воды, прямо сейчас.
Поверхность в восьми метрах над нами. Я втягиваю воздух и яростно пытаюсь освободиться. Вырваться из его хватки. Он поднимается ко мне, чтобы поймать мой взгляд, сжимает мои плечи, сильный, надежный. Марк пытается унять мою панику. Прекратить ее. «Стой, Эрин, стой», — говорят его глаза.
Дыши.
Он держит меня. Все хорошо. Он меня держит. Я в безопасности. Я дышу. Я расслабляюсь в его руках. Тихо. Спокойно.
Со мной все в порядке.
Паника уползает обратно в свою нору, и крышка люка захлопывается за ней.
Неподвижная, я продолжаю дышать. Жестом говорю ему: «О’кей». Марк удовлетворенно кивает. И расслабляет руки.
Со мной все в порядке. Но я туда спускаться не собираюсь. Ни за что на свете я туда не спущусь.
Я сигналю: «Вверх». Я собираюсь подняться.
Марк долго смотрит на меня, прежде чем ответить. И тоже сигналит: «О’кей». А потом: «Ты, вверх». Он все еще собирается погружаться. Один.
Я сжимаю его руки, и он отпускает меня. Медленно поднимаясь, я смотрю, как он погружается. Теперь, когда паника улеглась, я полностью контролирую свой подъем. А Марк исчезает в смутной темноте подо мной.
Оказавшись на поверхности, я немедленно стягиваю баллон с воздухом и волоку его к катеру. Срываю с себя костюм и оставляю на палубе, как сброшенную змеиную кожу. Сама падаю рядом, дрожа, с трудом переводя дыхание, упираясь локтями в колени и чувствуя, как глаза начинают наполняться слезами.
За закрытыми веками снова мелькают образы. Их лица. Лица пассажиров. Искаженные, раздутые. Их ужас. Я с силой бью себя кулаками по ногам. Боль вспышкой обжигает тело. Что угодно, лишь бы остановить поток этих образов.