— Я могу заскочить к твоей дочери на следующей неделе. Позвоню Шарлотте сегодня после обеда, договорюсь о встрече.
Я знаю, что она согласится. Я не сообщала об этом Эдди, но мы с ней уже коротко переговорили один раз. Она показалась мне милой.
— У тебя есть ее номер? Адрес? — Его бравада исчезла. Он снова выглядит как старик, испуганный и полный надежды.
— Да, я нашла их, когда искала информацию о тебе. Я как следует с ней потолкую.
Внезапно у меня появляется еще одна мысль. Очень простая, она кажется мне предельно эффективной.
— Эдди, у меня есть идея. Давай я включу камеру, чтобы ты мог записать сообщение для Лотти. Я вырежу его из интервью, и она посмотрит запись, когда мы с ней встретимся. Думаю, так будет гораздо лучше. Она услышит все от тебя самого. Я на ее месте предпочла бы запись. Будь это мой отец, понимаешь? — Стоит попробовать. Уверена: он выразится гораздо лучше, чем я.
Он размышляет, тихонько барабаня пальцами по столу. Затем кивает.
— Да, ты права, давай так и сделаем. — Он нервничает. К его чести, он действительно нервничает.
— Хорошо. Тогда я снова включаю камеру, Эдди. Ты не против?
Он кивает, словно расслабляясь, выпрямляется, подается вперед.
Я застываю на миг, задержав палец над кнопкой включения.
— Эдди, можно мне уточнить еще кое-что? Ты не оставлял сообщений на моем домашнем телефоне?
— Нет, милочка. Я ничего не оставлял.
Что ж, это решает дело.
— А, хорошо. Не важно. А теперь… я готова, если ты готов, Эдди.
Я включаю камеру.
Приехав домой, я рассказываю Марку о сделке, которую заключила. Я знаю, что меня ждет, и заранее к этому готовлюсь. Я знаю также, что это безумный и опасный поступок, но я доверяю Эдди. Вот просто доверяю. И теперь, когда я знаю, что это не он звонил, не он оставлял сообщения, Эдди не кажется и вполовину таким угрожающим.
Но ничего не происходит. Марк не кричит, хоть я и вижу, что ему очень хочется. Он остается спокойным. И излагает суть дела.
— Я знаю, что ты думала на ходу и что схватилась за первую подвернувшуюся возможность, но именно так люди и совершают ошибки, Эрин. Если кто-то отследит эту вашу сделку… Вдруг при расследовании дела Холли что-то обнаружат? Разве ребятам из разведки не положено искать все возможные видеозаписи с камер наблюдения? Нам нужно быть осторожнее. Конечно, если связи Эдди помогут, все будет просто замечательно. Но если нет, нас просто без последствий ограбят. И мы ничего не сможем сделать, потому что старший инспектор Фостер наверняка следит за нами.
Я не услышала от него ничего такого, что я уже не продумала сама.
— Но если даже люди Эдди нас ограбят, нам ведь будет не хуже, чем сейчас, верно? Ты ведь хотел, чтобы мы избавились от бриллиантов, просто выбросили их, так почему бы не воспользоваться шансом хоть что-то за них получить? Так?
Он молчит. А когда снова заговаривает, голос у него мрачный:
— Эрин, связной Эдди может тебя убить.
— Я знаю, Марк, но ты и вправду считаешь, что я стала бы заключать такую сделку с кем-то, кого считала бы способным меня прикончить? Давай ты хоть немножко будешь в меня верить, а?
Он вздыхает.
— Милая, ты не эксперт по людям. Ты обычно видишь в них лучшее, а это не всегда верно. Я лишь хочу сказать, что нам нужно действовать гораздо осторожней, чем действуешь ты. Если полиция сумела добыть видеозапись с Холли с турецкого автовокзала, записи из разных районов Лондона они тем более сумеют отыскать. Тебе нужно быть осторожнее, дорогая. Они увидят перечисления на твой счет в Швейцарии после исчезновения Холли, они увидят, как ты в Хаттон-Гарден пыталась продать бриллианты. На следующей неделе ты снова будешь общаться с преступниками? А вдруг, исходя из своего опыта, они решат, что ты встречаешься с посредниками и получаешь плату за новых рекрутов? Так или иначе, выглядеть это будет плохо.
Он говорит так, словно меня уже поймали и приговорили. Словно я сижу за решеткой. И, похоже, о деньгах он больше не беспокоится. Мне нужно объяснить ему это: он просто не понимает.
— Я знаю, Марк. Я все это знаю. И, поверь мне, я так осторожна, как только возможно. Да, дело ужасно рискованное. Это авантюра, но это же для нас. Для нас обоих. И для… — Я чуть не произношу «нашего ребенка», но вовремя останавливаюсь. Я не могу сейчас рассказать ему о ребенке, он и так считает меня беспечной. Не могу признаться ему, что рискую еще и нашим нерожденным малышом.
А я рискую им? Я впервые задумываюсь о происходящем именно так. Черт, возможно, рискую. Я была уверена, что делаю это для нас, но теперь сомневаюсь. Может, я действую только ради себя. От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Я стою и смотрю на него. Внутри пустота. Я чувствую, как глаза наполняются слезами. Выражение лица Марка смягчается.
Он видит то, что ему кажется слезами раскаяния, слезами сожаления. Но вообще-то я плачу от замешательства. Горько плачу из-за того, что больше не знаю, почему я это делаю.
31
Среда, 28 сентября
Лотти
Полагаю, в этот раз я нахожусь по другую сторону стола.
Сидя напротив Шарлотты Макинрой на ее уютной семейной кухне, я размышляю о том, кто же я теперь такая. Меньше месяца назад я была самым обычным человеком, обывателем, без подвоха. Я находилась по одну сторону стола с хорошими ребятами, а по другую сидели плохие парни. Стали они плохими из-за врожденных наклонностей или по собственному выбору — это вопрос теоретических дебатов. Но, так или иначе, они отличались от меня, были совершенно другими. А я оставалась нормальным человеком. Но теперь по одну сторону стола с хорошими ребятами сидит Лотти.
А была ли я когда-нибудь нормальной? Ведь я не слишком изменилась внутри, правда? Я рассуждаю так же, как и прежде. Я действую так же. Я хочу того, чего и раньше. И веду себя точно так же, как всегда себя вела. Неужели все это было неправильно? И я изначально испорчена? Я нарушила множество законов, не серьезных, надеюсь, но тех, за которые меня определенно должны отправить в тюрьму. Эдди получил семь лет всего лишь за отмывание денег; мысль об этом приводит меня в ужас.
Лотти спокойная, яркая и умная, какой и должна быть дочь Эдди Бишопа.
Мы с ней действительно похожи.
Она младший специалист неотложной помощи в Льюшеме. У нее продленный рабочий день, но при этом она охотно со мной встретилась. Я не уверена, что на ее месте проявила бы такое же великодушие, но она искренне хочет помочь. Она хороший человек. Она намерена все делать правильно. Не так, как ее отец.
Я вдруг задумываюсь о том, какими замысловатыми способами мы с Марком можем испортить наших детей. Если Марк вообще захочет от меня детей после того, как я все ему расскажу. Моя рука падает на живот, и я оставляю ее там как дополнительный барьер из кожи, мышц и костей, защищающий от внешнего мира мое нерожденное дитя.
