Цепочка сообщений в его телефоне тянется в прошлое до второго дня после нашего возвращения из свадебного путешествия. Но тон Марка изменился после того, как я отнесла бриллиант для оценки в Хаттон-Гарден и он узнал о том, что старший инспектор Фостер и СО-15 расследуют дело Холли. Он стал более мрачным и злым, отдавал команды Патрику, приказывал следить за мной, пугать меня. Я вспоминаю, как Марк пытался заставить меня поверить, что я в опасности, что Патрик расследует дело Холли, что он из СО-15. Это Патрик звонил на домашний телефон, оставлял сообщения на автоответчике. В тот день в ресторане Патрик ждал именно Марка. Марк пытался запугать меня, по-настоящему запугать. Это он оставил незапертой дверь на кухне. Он убрал наше фото. Он пытался убедить меня, что я схожу с ума. Он хотел, чтобы я отказалась от бриллиантов. Хотел их выбросить. Чтобы потом в одиночку подобрать их и продать, лично, не вызывая у меня подозрений. Он, наверное, боялся, что я испорчу его план, если расследование дела Холли подберется слишком близко ко мне, а следовательно, к нему. Он создал собственный счет в Швейцарии, и сделал это наверняка тогда же, когда я отнесла деньги в банк, чтобы открыть наш общий швейцарский счет. Все это я узнала из одноразового телефона Марка. Он планировал положить на свой счет деньги от продажи бриллиантов, а потом опустошить наш общий счет в Швейцарии в течение следующих нескольких месяцев, и наконец, он планировал продать флешку. Но я, сама того не зная, находила все новые способы удержать нас в игре. Я продала бриллианты через Эдди. А потом нашла флешку и собиралась продать и ее. Это наверняка привело его в ярость. Я помешала его планам, и он вынужден был действовать.
Прежде чем похоронить его, я обыскала его карманы. Полагаю, в поисках намека, хоть чего-то, что могло бы доказать: все это одно большое недоразумение. И он и правда меня любил. Я надеялась найти то, что показало бы: на самом деле Марк делал все это ради меня, ради нас. Конечно, я не нашла ничего подобного. Но у Марка при себе оказалось два телефона. Его айфон и новый одноразовый телефон, который он использовал для связи с Патриком, телефон, с которого он проверял свой швейцарский счет во время сделки. Он был умен. Его личный телефон находился в режиме полета, Марк наверняка включил этот режим после того, как вчера написал мне. Включил еще в Лондоне, до того как отправился сюда, чтобы ни одна транслирующая вышка не засекла его местонахождение. Последнее сообщение, которое он мне послал, было вполне обтекаемым, лишь косвенной уликой для суда. «Я знаю, где ты. Я скоро вернусь, дорогая ххх». Если бы я исчезла по той или иной причине, возвращаясь из Норфолка, Марк мог бы притвориться, что ничего не знает. Он прикрыл все тылы.
Быстрый просмотр его электронной почты на одноразовом телефоне показал, что в последние два дня он искал себе квартиру на Манхэттене. Новый дом. Для его новой жизни. Без меня.
Я размышляю о том, что сделала. Как именно заставила его отстраниться. Думала, как я могла так ошибиться насчет нас. Насчет него. Я ведь искренне верила, что он меня любит. Более того, я это видела. Клянусь, я это видела. Я знала, что он меня любил. Знала же?
Но сейчас не время для этого. Я должна вначале разобраться с ситуацией, потому что она может стать гораздо, гораздо хуже, если я не буду действовать достаточно быстро и осторожно. Мне нужно прибраться в номере. Ошибки возникают из-за: 1) недостатка времени, 2) недостатка инициативы, 3) недостатка усердия.
Я снимаю с кровати постельное белье и застирываю окровавленные простыни в раковине. Потом развешиваю их на трубе отопления и начинаю чистить отбеливателем ванну и плитку. Я оттираю основание лампы и ставлю ее обратно на ночной столик: после столкновения с головой Патрика основание уцелело. Я все отмываю, все привожу в порядок, заново застилаю постель, потом раздеваюсь, чтобы принять душ.
Горячая вода стекает мне на лоб. Ссадина пульсирует болью. Все мышцы пульсируют болью и ноют под горячим душем, но я пока не могу расслабится. Глядя в зеркало, я ковыряю рану на голове до тех пор, пока она снова не начинает кровоточить. Убедившись, что на полу достаточно воды, я разбиваю последний крупный кусок стекла в двери ванной. Оно издает громкий хруст.
Я звоню на ресепшен. Голос у меня дрожит. Мне нужна помощь.
Ресепшионистка появляется очень быстро. Это не та девушка, которая встретила меня вчера, она старше и более дружелюбна. Я стою, завернувшись в полотенце, и дрожу. Объясняю, что вышла из душа, поскользнулась на мокрой плитке пола и ударилась о стекло двери. Со лба на щеку и висок стекает кровь.
Моя травма приводит ее в ужас.
— Плитка не должна быть такой скользкой! — Она без конца извиняется. Предлагает возместить ущерб.
Я говорю, что все в порядке. Просто я испугалась.
Она звонит менеджеру, который предлагает мне бесплатное проживание. Я отказываюсь. Он предлагает мне бесплатный обед. Я соглашаюсь, дрожа в своем полотенце. Сахар в крови упал, мне нужно поесть. Я уже съела все печенье в мини-баре примерно час назад. Одевшись, отправляюсь вниз, чтобы пообедать в пабе-ресторане.
Проблема с разбитым стеклом решена. Проблема с едой решена. Мне выдают бинт для раны. Ресепшионистка помогает перевязать мне голову.
И только когда я благополучно выезжаю на магистраль, ведущую домой, я останавливаюсь возле СТО и звоню Эдди с телефона-автомата.
— Все сделано. Спасибо. Спасибо большое за помощь. Я очень это ценю. — Я чувствую, что мы с Эдди становимся ближе. У нас появился общий опыт.
— Вот и хорошо, милая. Рад был помочь. Только, знаешь ли, не слишком к такому привыкай. — Он тихонько фыркает в трубку.
Я молча улыбаюсь. К такому я определенно не привыкну.
— Не стану, — мягко обещаю я.
Я не могу ему рассказать, насколько он помог мне в действительности. Насколько я у него в долгу. Хотя, похоже, он все равно это понимает.
— Слушай, милая, я не сказал тебе ничего такого, до чего ты сама не додумалась бы. Просто у тебя был шок. Я помню, что было со мной в первый раз. Это чувство… Шок и правда… да, и правда творит с мозгом очень странные вещи. Но теперь ты в порядке? — Тон его снова грубоват, он снова вернулся к реальности. Хватит нежностей.
— Да, мне лучше. Я хотела спросить еще только об одном, Эдди. Сколько нужно ждать, прежде чем сообщать о пропаже человека?
Тишина на линии, я почти слышу, как он моргает.
— Не сообщай, — отвечает он очень просто.
— Но если нужно сообщить? — настаиваю я.
Следует мгновение тишины, и я опять будто бы слышу, как он складывает два и два. Он понимает. Кто-то, кого я хорошо знаю, уже не вернется домой.
— Ага. Понял. Хорошо, — говорит он и начинает инструктировать меня на будущее.
Зайдя домой, я первым делом звоню на айфон Марка. Звонок, естественно, перенаправляется прямиком на голосовую почту. Телефон похоронен под тремя футами земли в лесах Норфолка. Я прочищаю горло.
