На третьем куплете в зале начался свист, и Леонид Кмит, прославившийся исполнением роли Петьки в «Чапаеве» <…> зычно крикнул: «Осторожно, пошлость!»
Ардаматский, даже не думая прекратить шум в зале, подлил масла: вот, товарищи, посмотрели фильм, а вот иллюстрация.
Окуджава не допел, взял гитару на плечо и ушел. Уходил он гордо и независимо, но Юрий Нагибин угадал его состояние, немедленно выбежал из зала искать и утешать, увез поэта к себе домой и до глубокой ночи отпаивал шампанским и коньяком (Д. Быков. Булат Окуджава. С. 355).
Я, – вспоминает Галина Маневич, – была свидетелем этого массового позорного поведения кинематографистов, которые порой с той же степенью бесстыдства проявляли себя и на просмотрах западных фильмов <…>
В случае же Булата эта самая публика потребовала убрать самозванца со сцены после исполнения уже первого романса. Но убирать Окуджаву силой им не пришлось – он, сконфуженный, сам сошел быстро со сцены, крепко сжав в руках свою гитару (Г. Маневич. С. 40).
5 марта. В «Литературной газете» антицерковная статья Владимира Тендрякова «Куда ты идешь, Лида?». Комментирует протоиерей Александр Мень:
Некая девушка, якобы решив поступить в монастырь, стала сомневаться, написала в газету: «Дорогая редакция, стоит ли мне поступать в монастырь?» А Тендрякову поручили ответить. И он написал целую страницу: «Куда ты идешь, Лида?» – и там фотографии: монаха, который приветствует Гитлера, наместника, который влезает в автомобиль, и другие гнусные сцены (см.: Мень А.).
На следующий день, 6 марта, Анатолий Краснов-Левитин ответил Тендрякову широко распространявшейся в самиздате статьей «Куда ты идешь, Володя?», где сказано:
Бог или природа, как угодно, одарили Вас талантом; хорошее знание деревни, в которой Вы выросли, доставило Вам много поклонников.
Главное, что привлекло к Вам Ваших читателей, были искренность и стремление правдиво изобразить жизнь русского колхозного крестьянства. Вы иногда умели это делать – и Ваши повести на фоне приторных славословий представляли, несомненно, положительное, прогрессивное явление.
За это Вам много прощалось; простили Вам Ваши читатели и Вашу повесть «Чудотворная», т. к. и в ней имеются крупинки художественной правды, хотя самое опубликование ее (в момент разнузданной антирелигиозной кампании, когда Ваши идейные противники сидят с кляпом во рту) было, конечно, нечестным, недостойным Вашего таланта поступком.
И вот, Вы стремительно покатились вниз, по наклонной плоскости… В погоне за дешевыми лаврами Вы опустились до той самой бульварщины, которую Вы так, казалось, искренно осуждали во время последней нашей встречи. Вы говорили тогда о Вашем стремлении создать масштабное художественное произведение, правдиво изображающее нашу действительность, – Вы написали грязный пасквиль, хорошо зная, что те, против кого он направлен, – обречены на гробовое молчание (http://www.odinblago.ru/levitin_dialogi/3).
7 марта. В Отделе науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР приняты «по их просьбе» Л. Соболев, А. Софронов, Г. Мдивани, Ю. Чепурин, Л. Шейнин, К. Финн, Ц. Солодарь, В. Пименов и другие, которые, – как сказано в докладной записке заведующего Отделом Н. Казьмина, —
утверждали, что за последнее время появился ряд ошибочных пьес. Так, например, молодые драматурги А. Володин (автор пьес «Пять вечеров» и «Пять дней»), О. Стукалов («Карточный домик»), О. Скачков («Взломщики тишины»), А. Галич («Август»), С. Алешин («Все остается людям» и «Точка опоры»), М. Шатров («Коммунисты»), Л. Зорин («Светлый май») отражают в своих произведениях не пафос коммунистического созидания, а лишь теневые стороны жизни. Герои их пьес, как правило, ущербны <…> Авторы подобных пьес находятся под влиянием западного неореализма.
По мнению участников беседы, – продолжает Н. Казьмин, – в сложившейся «ненормальной» ситуации во многом повинна критика, ибо в печати и
на различных творческих обсуждениях в ВТО, Доме литераторов тенденциозно восхваляется творчество одной группы драматургов (Арбузов, Розов, Алешин, Володин), критикуется или замалчивается творчество драматургов, стоящих на четких идейных позициях.
Конкретные претензии высказаны жалобщиками в адрес опубликованных «Литературной газетой» статей А. Анастасьева, В. Плучека, А. Салынского, которые «дают одностороннюю оценку состояния современной советской драматургии» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 365–368).
21 марта. На заседании секретариата правления СП СССР А. Твардовский читает последние, завершающие главы поэмы «За далью – даль», и в том числе главу «Так это было». Выступившие на обсуждении К. Федин, Г. Марков, С. Маршак, А. Сурков, М. Исаковский, А. Лупан, Л. Новиченко, А. Салынский, С. Щипачев, К. Воронков, В. Озеров, Н. Лесючевский, А. Дементьев, Я. Смеляков, И. Черноуцан, Н. Абалкин, Г. Владыкин, В. Дорофеев, М. Кузнецов, М. Козьмин, В. Косоруков дали, как сказано в отчете «Литературной газеты»,
высокую оценку поэме, считая, что последние главы достойно завершают десятилетний труд поэта над его талантливой поэмой, значительнейшей среди произведений, созданных в послевоенные годы советскими поэтами, произведением, страстно откликающимся на наиболее животрепещущие темы нашего неповторимого времени.
24 марта. В Союз писателей СССР принят Федор Абрамов (рекомендации Б. Бурсова, С. Воронина, А. Грина и Л. Плоткина).
На гастролях в Ленинграде, которые шли на сцене Дворца культуры первой пятилетки, театр-студия «Современник» выпускает премьеру спектакля «Голый король» по пьесе Евгения Шварца (постановка Маргариты Микаэлян).
За всю жизнь у меня не наберется и шести-семи спектаклей, которые были бы приняты с таким шумным – поистине триумфальным – успехом, – вспоминает Михаил Козаков. – Если правда, что человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, то здесь оно расставалось со сталинским прошлым, хохоча, чтобы не сказать, гогоча. <…>
Успех «Голого короля» был столь оглушителен, что донесся до Москвы, и, когда через две недели мы туда вернулись, билеты оказались распроданы не только на «Короля», но и на все старые спектакли, которые до этого не делали аншлагов. <…>
Спектакль, выпущенный в свет по оплошности и недосмотру, хотели закрыть с треском. Узнав об этом, мы лихорадочно играли его каждый день – 30 раз в месяц! Толпа в надежде приобрести лишний билетик стояла на улице Горького в пятистах метрах от театра Пушкина. <…> Начальство всех сортов и уровней посещало спектакль. Оно видело тот фантастический прием, который устраивала публика происходящему на сцене, и как же у него чесались руки прекратить безобразие, издевательство и хулиганство! Почему оно на это не пошло, тоже до сих пор не могу понять. Или было уже поздно? Птичка вылетела из гнезда? (М. Козаков. С. 108–109).
Однако по требованию министерства культуры 22 апреля «современниковцы» вновь обсуждают спектакль. Из стенограммы общего собрания:
