По заказу «Известий» Илья Эренбург передает в редакцию статью о выставке «XXX лет МОСХ» в Манеже.
С тех пор прошло десять дней, – запрашивает автор заведующего отделом культуры «Известий» Юрия Иващенко, – статья не появляется, несмотря на то, что редакция просила написать ее срочно. Я считаю такое отношение к автору ненормальным (И. Эренбург. На цоколе историй… С. 535).
После обсуждения 29 ноября письма художников на заседании Президиума ЦК КПСС и посещения Манежа руководителями партии и государства 1 декабря публикация этой статьи станет невозможной.
20 ноября. Секция критики Московского отделения Союза художников совместно с Институтом истории искусств и искусствоведческим отделением МГУ проводит обсуждение выставки «30 лет МОСХ».
По мнению Г. Недошивина, открывшего дискуссию, существуют «две патетические тенденции» в оценке выставки: «вопли – караул, погибло социалистическое искусство, социалистическому реализму – крышка» и желание видеть в этой выставке «осиновый кол в гроб Академии художеств». Выставка – это «праздник искусства», поднявший целую бурю среди художников – бурю негодования, бурю восторга», – говорит В. Костин. «Здесь, – утверждает Д. Сарабьянов, – молодое искусство нынешнего дня и недавнее старое словно подают друг другу руку, словно восстанавливают прямую линию, которая была искусственно нарушена».
В этот же день в ЦК КПСС поступает письмо художников В. Серова, Ф. Решетникова, М. Ромадина, П. Судакова и других с жалобой на засилье «формалистов», которые при поддержке газеты «Известия» протаскивают «буржуазную идеологию в советское изобразительное искусство, растленно влияя на молодежь».
В настоящее время, – говорится в письме, – формалистами ставятся под сомнение, как устаревшие, высказывания В. И. Ленина и решения партии о реалистическом искусстве. Свои выступления и практическую деятельность формалисты направляют к возрождению формалистических тенденций, осужденных решениями партии.
Мы обращаемся в Центральный Комитет партии и просим сказать, что же устарело в этих решениях. Если они не устарели, то выступления против этих решений в печати, по радио и телевидению необходимо рассматривать как ревизионистские, способствующие проникновению чуждой нам идеологии.
22 ноября. В «Литературной газете» статья Григория Бакланова «Чтоб это никогда не повторилось» – восторженный отклик на публикацию повести «Один день Ивана Денисовича» в «Новом мире».
23 ноября. В «Правде» статья Владимира Ермилова «Во имя правды, во имя жизни», где автор, находя в повести А. Солженицына «толстовскую художественную силу», уравнивает ее с повестью В. Кожевникова «День летящий», по его словам, разрешающей народную тему в том же «художественном ключе».
Постановлением Президиума ЦК КПСС образована Идеологическая комиссия ЦК КПСС под председательством Л. Ф. Ильичева (с марта 1965 года ею руководил П. Н. Демичев), которой предписано вести надзор за всей культурной жизнью в стране.
24 ноября. Запись в дневнике Корнея Чуковского:
<…> встретил Катаева. Он возмущен повестью «Один день», которая напечатана в «Новом мире». К моему изумлению он сказал: повесть фальшивая: в ней не показан протест. – Какой протест? – Протест крестьянина, сидящего в лагере. – Но ведь в этом же вся правда повести: палачи создали такие условия, что люди утратили малейшее понятие справедливости и под угрозой смерти не смеют и думать о том, что на свете есть совесть, честь, человечность. Человек соглашается считать себя шпионом, чтобы следователи не били его. В этом вся суть замечательной повести – а Катаев говорит: как он смел не протестовать хотя бы под одеялом. А много ли протестовал сам Катаев во время сталинского режима? Он слагал рабьи гимны, как и все.
Теперь я вижу, как невыгодна черносотенцам антисталинистская кампания, проводимая Хрущевым (К. Чуковский. Т. 13. С. 353–354).
В «Литературной газете» стихотворения Бориса Слуцкого «Тридцатые», «Бог» и «Хозяин». Вот одно из них:
Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Он жил не в небесной дали,
Его иногда видали
Живого. На Мавзолее.
Он был умнее и злее
Того – иного, другого,
По имени Иегова,
Которого он низринул,
Извел, пережег на уголь,
А после из бездны вынул
И дал ему стол и угол.
Мы все ходили под богом.
У бога под самым боком.
Однажды я шел Арбатом,
Бог ехал в пяти машинах.
От страха почти горбата
В своих пальтишках мышиных
Рядом дрожала охрана.
Было поздно и рано.
Серело. Брезжило утро.
Он глянул жестоко, мудро
Своим всевидящим оком,
Всепроницающим взглядом.
Мы все ходили под богом.
С богом почти что рядом.
«Ахматова сказала мне о стихотворении «Бог»: – я не знаю дома, где бы не было этого» (Б. Слуцкий. С. 182). Но вот, впрочем, дневниковая запись Г. Глёкина от 26 ноября: «Поговорили о „Боге“ Слуцкого – в напечатанном виде он как-то потускнел» (Г. Глёкин. С. 200). Ср. с записью ахматовских слов в дневнике Л. Чуковской: «Вы заметили, что случилось со стихами Слуцкого? Пока они ходили по рукам, казалось, что это стихи. Но вот они напечатаны, и все увидели, что это неумелые, беспомощные самоделки…» (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 594).
Из дневника Владимира Лакшина:
В «Новый мир» хлынул поток «лагерных» рукописей не всегда высокого уровня. Принес свои стихи В. Боков, потом какой-то Генкин. «Как бы нам не пришлось переименовать наш журнал в „Каторгу и ссылку“», – пошутил я. Твардовский на всех перекрестках повторяет эту шутку (В. Лакшин. «Новый мир» во времена Хрущева. С. 89).
25 ноября. В «Красной звезде» статья Г. Митина «Во имя человека», ставящая повесть А. Солженицына в ряд самых значительных произведений советской литературы.
26 ноября. В редакции «Нового мира» обсуждение двух рассказов Александра Солженицына.
Как вспоминает Владимир Лакшин,
первый рассказ все дружно хвалили. Твардовский предложил назвать его «Матренин двор» вместо «Не стоит село без праведника». «Название не должно быть таким назидательным», – аргументировал Александр Трифонович.
«Да, не везет мне у вас с названиями», – отозвался, впрочем довольно добродушно, Солженицын (В. Лакшин. Новый мир во времена Хрущева. С. 90).
