Рукопись была передана на «внутреннюю» рецензию Олегу Волкову, писателю с огромным опытом пребывания в сталинских лагерях, и он уже в декабре решительно ее поддержал:
Представленные Шаламовым рассказы убедительно говорят о том, что «Один день Ивана Денисовича» Солженицына не только не исчерпал темы «Россия за колючей проволокой», но представляет пусть талантливую и самобытную, но еще очень одностороннюю и неполную попытку осветить и осмыслить один из самых страшных периодов в истории нашей страны. Здесь не место подробно останавливаться на повести Солженицына, однако можно сказать, что восприятие системы принудительного труда его героем оставляет незадетыми ворохи жгучих вопросов, невольно встающих перед читателем. <…> Его повесть лишь коснулась ряда проблем и сторон жизни в лагере, скользнула мимо, не только не разобравшись, но и не заглянув в них. «Один день Ивана Денисовича», представляющая Суриковской силы картину лагерного быта, нисколько не помогает уяснению того – «как дошла ты до жизни такой», как могло случиться, что в Советской стране лагери получили права гражданства, полноправно определили ее лицо? Между тем, именно эта сторона вопроса более всего занимает людей и тревожит их совесть. Если важно и поучительно показать, как мужественно, терпеливо и не теряя человеческого достоинства, несли люди бремя нечеловеческих и унизительных условий существования, то еще больше значения имеет показ средствами художника созданной для подавления человеческой личности системы, во всей ее полноте, всех людей, которые ее проводили, их психологии, потому что только вскрытие до конца этих страшнейших язв и их корней может предохранить от них в будущем.
С этой точки зрения рассказы Шаламова представляются мне чрезвычайно ценными, а так как, помимо широкого охвата многих сторон лагерного периода нашей истории, они обладают и несомненными художественными достоинствами, то и говорить о них следует как о значительном вкладе в дело разоблачений злодеяний Сталина и его подручных.
Прежде всего следует сказать, что все 33 рассказа Шаламова совершенно правдивы, в них описаны быт и нравы Колымы такими, какими они были, без преувеличений и сгущения красок. Они документы, представленные выжившим очевидцем. И не только выжившим, но и думавшим и думающим, таким, который хочет разобраться в виденном, проследить за тем, как сказывается режим лагерей на человеческих отношениях, на людской психике и поведении. <…>
Выстраданной правдой звучит в рассказах Шаламова признание того, что работа превратилась для сотен тысяч заключенных в проклятие и вывешиваемый на воротах всех лагерных поселений обязательный лозунг: «Труд дело чести, доблести и геройства» звучал, как кощунственное издевательство над «тружениками». <…> В рассказах Шаламова не встретишь и намека на тот «трудовой энтузиазм», который на стольких страницах описал Солженицын, рассказывая о своем Иване Денисовиче. Следует сказать, что тому не досталось испить до дна чаши лишений, обид и унижений, какие пришлись на долю колымцев. Будь Шухов в условиях Колымы, и он, возможно, стал бы «шакалить», рыться в отбросах и привык страшиться работы. <…>
Рассказы Шаламова «приоткрывают занавес над целой огромной областью человеческих отношений и философией, порожденной дикими порядками исправительно-трудовых лагерей. Герои Шаламова пытаются, в отличие от Солженицынского, осмыслить навалившуюся на них беду, и в этом анализе и осмыслении заключается огромное значение рецензируемых рассказов: без такого процесса никогда не удастся выкорчевать последствия того зла, которое мы унаследовали от сталинского правления.
Рассказы Шаламова написаны уверенной рукой литератора с несомненным художественным дарованием, человека с огромным опытом, сумевшего его обобщить и, воплотив в литературную форму, сделать этим полезное и нужное дело.
«Легализация» лагерной темы породила огромный поток конъюнктурных произведений, буквально все издательства и журналы завалены творениями людей, которые не прочь «подработать» на модном жанре, ставшем вдобавок, после Солженицына, сенсационным. В газетах уже публикуются литературные подделки, всяческие халтурные отрывки по поводу «культа». Очень страшно, что эта мутная волна, захлестывающая литературу, потопит те талантливые, выстраданные и умные произведения о страшной народной беде, которые нужны как воздух, чтобы успокоить народную совесть и раз навсегда вбить осиновый кол в это поистине «проклятое прошлое».
Я настоятельно рекомендую издательству опубликовать рассказы Шаламова, не маринуя их в недрах планов, а дать им зеленую улицу, издав за счет издательского резерва (Знамя. 2015. № 2. С. 176–179).
Не прислушавшись к этой настойчивой рекомендации, а возможно и испугавшись ее, издательство передало рукопись еще двум рецензентам – Эльвине Мороз (см. 26 июля 1963 года) и Анатолию Дремову (см. 15 ноября 1963 года). Именно рецензия Дремова была направлена Шаламову вместе с официальным отказом от публикации, подписанным заместителем заведующего редакцией русской советской прозы «Советского писателя» Виктором Петелиным (см. 30 июля 1964 года).
В «Правде» рецензия Константина Симонова «Первый сборник поэта» – отклик на книгу стихов Виктора Сосноры «Январский ливень».