В результате из Союза художников исключили только Евгения Кропивницкого, в выставке не участвовавшего, но заявившего, что «Пикассо – великий реалист <…> вы знаете, вам всем надо учиться у него!» Аллу Иозефович, Леонида Рабичева и Лилию Ратнер перевели из членов Союза в кандидаты, а позднее то же наказание применили к Николаю Андронову, Борису Биргеру и критику Алексею Гастеву.
18 декабря. В Большом зале Московской консерватории бас Виталий Громадский
569, Государственный хор и хор Гнесинского института, оркестр Московской филармонии под управлением Кирилла Кондрашина
570 впервые исполняют Тринадцатую симфонию Дмитрия Шостаковича, написанную по стихотворениям Евгения Евтушенко, и в их числе «Бабий Яр».
По требованию властей Евтушенко вместо «криминальной» строфы «Мне кажется сейчас – я иудей. Вот я бреду по древнему Египту. А вот я, на кресте распятый, гибну, и до сих пор на мне – следы гвоздей» вынужден был написать: «Я здесь стою, как будто у криницы, дающей веру в наше братство мне. Здесь русские лежат и украинцы, с евреями лежат в одной земле». Ровно так же вместо строфы «И сам я, как сплошной беззвучный крик, над тысячами тысяч погребенных. Я – каждый здесь расстрелянный старик. Я – каждый здесь расстрелянный ребенок» в симфонии поется: «Я думаю о подвиге России, Фашизму преградившей путь собой, До самой своей крохотной росинки Мне близкой всею сутью и судьбой».
Естественно, что вынужденные строфы Евтушенко в своих сборниках никогда не публиковал, как не исправил текст в своей рукописи и Шостакович.
Первое исполнение 13‐й симфонии Шостаковича, – вспоминает А. Баранович-Поливанова, – было воспринято не как очередное произведение композитора, а как общественно-политическое событие. И в первую очередь из‐за «Бабьего Яра», прозвучавшего благодаря, как всегда, не столько пронзительной, сколько пронзающей музыке автора, как набат. <…> Шостаковича и Евтушенко
571 вызывали без конца. А я поймала себя на мысли (как оказалось, не я одна, а очень многие), что после концерта и авторов, и исполнителей, и слушателей посадят в воронки и прямо из Консерватории препроводят на Лубянку <…> (А. Баранович-Поливанова. Оглядываясь назад. М., 2001. С. 170–171).
История Тринадцатой симфонии дальше сложилась так, что постепенно ее стали протаскивать. В Ленинграде ее исполнил Темирканов. Уже пластинка продавалась. Уже готовится, вроде, издание. И все равно: то будет, то – нет
572. Пластинка была записана в 1965 году, ее мариновали столько времени! Появилась она в продаже только в 1972 году. <…>
О Тринадцатой симфонии просто говорилось на партактивах, о том, что это не наша музыка и: «Что это у вас за кандидат в партию, который нам преподносит такую симфонию?» (Кирилл Кондрашин рассказывает).
22 сентября 1965 года Мария Юдина напишет Шостаковичу:
Полагаю, что я могу сказать Спасибо и от покойных Пастернака, Заболоцкого, бесчисленных моих друзей, от замученных Мейерхольда, Михоэлса, Карсавина, Мандельштама, от безымянных сотен тысяч «Иванов Денисовичей», всех не счесть, о коих Пастернак сказал – «замученных живьем» – Вы сами все знаете, все они живут в Вас, все мы сгораем в страницах этой Партитуры, Вы одарили ею нас, своих современников – для грядущих поколений… (М. Юдина. Нереальность зла. С. 285).
На экраны выпущен фильм Алексея Сахарова «Коллеги» по одноименной повести Василия Аксенова.
19 декабря. Умер художник Георгий Семенович Верейский (род. в 1886).
20–21 декабря. Из письма Юлиана Оксмана Глебу Струве:
На перевыборах правления ССП, если они состоятся в феврале, я надеюсь выступить с мотивированным заявлением об отстранении от ответственных должностей в Союзе всех тех писателей, которые выступали лжесвидетелями на закрытых процессах в 1936–1952 гг. в Москве и в Ленинграде. Это, конечно, программа-минимум, но я могу называть имена только тех, о ком слышал от их жертв. Так, напр<имер>, профессор Р. М. Самарин, будучи деканом филологического факультета Моск<овского> гос<ударственного> унив<ерситета>, в числе многих других отправил в лагерь на 5 лет доцента А. И. Старцева, обвинив последнего в том, что его «История Северо-Американской Литературы», Т. 1, написана по заданию Пентагона. Так, директор издат<ельств>а «Совет<ский> писатель» <Н. В. Лесючевский>, главный распорядитель бумаги и денег, отпускаемых на совет<скую> литературу, в бытность свою в Ленинграде отправил в лагеря Николая Заболоцкого, Е. М. Тагер, а на тот свет – поэта Бориса Корнилова. Сверх того, по его донесениям было репрессировано еще не менее 10 литераторов. И Старцев, и Заболоцкий, и Елена Михайловна <Тагер>, и Ольга Берггольц (жена Корнилова) писали во все учреждения о злодействах Самарина и Лесючевского, но никаких последствий их протесты не имели. Самое страшное, что ни Самарин, ни Лесючевский не опровергали разоблачений, но ссылались на то, что они искренно считали всех оклеветанных ими писателей антисоветскими людьми (Из архива Гуверовского института. С. 36–37).
