20 декабря. Александр Солженицын из Рязани пишет Михаилу Шолохову в Вешенскую:
Глубокоуважаемый Михаил Александрович! Я очень сожалею, что вся обстановка встречи 17 декабря, совершенно для меня необычная, и то обстоятельство, что как раз перед Вами я был представлен Никите Сергеевичу, помешали мне выразить Вам тогда мое неизменное чувство: как высоко я ценю автора бессмертного «Тихого Дона»… (М. Шолохов. Письма. С. 390).
В позднейших «очерках литературной жизни» Солженицын о знакомстве с Шолоховым вспоминает, впрочем, с другими интонациями:
<…> мне предстояло идти прямо на Шолохова, никак иначе. Я – шагнул, и так состоялось рукопожатие. Царь – не царь, но был он фигурой чересчур влиятельной, и ссориться на первых шагах было ни к чему. Но и – тоскливо мне стало, и сказать совершенно нечего, даже любезного.
– Земляки? – улыбался он под малыми усиками, растерянный, и указывая пути сближения.
– Донцы! – подтвердил я холодно и несколько угрожающе (А. Солженицын. С. 65).
21 декабря. В «Правде» перепечатан дореволюционный фельетон Аркадия Аверченко «Крыса на подносе», высмеивающий авангардистское искусство тех лет. Как вспоминает Эрнст Неизвестный, помощник Хрущева В. Лебедев вызывал его в ЦК и требовал написать покаянное письмо.
Видимо, это было партийное задание, и он, как исправный функционер, выламывал мне руки. Иногда угощал пряником, чтобы добиться своего. Я написал Хрущеву письмо, которое, по заявлению Лебедева, не удовлетворило Идеологическую комиссию ЦК. Лебедев сказал так: «Никита Сергеевич прочитал ваше письмо с интересом, но оно не удовлетворило Идеологическую комиссию ЦК, поэтому оно не может быть напечатано как символ того, что вы прислушались к критике».
Вот это письмо:
«Дорогой Никита Сергеевич, я благодарен Вам за отеческую критику. Она помогла мне. Да, действительно, пора кончать с чисто формальными поисками и перейти к работе над содержательными монументальными произведениями, стараясь их делать так, чтобы они были понятны и любимы народом. <…>
Никита Сергеевич, клянусь Вам и в Вашем лице партии, что буду трудиться не покладая рук, чтобы внести свой посильный вклад в общее дело на благо народа».
На документе пометка: «Тов. Хрущев читал. Разослать. 29.XII-62» (цит. по: Ю. Герчук. Кровоизлияние в МОСХ. С. 45, 270).
В эфир вышла телевизионная передача «Кинопанорама».
22 декабря. В «Литературной газете» речь секретаря ЦК КПСС Л. Ф. Ильичева «Творить для народа, во имя коммунизма» на встрече руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства 17 декабря. Из речи:
Мы должны внести полную ясность:
мирного сосуществования коммунистической идеологии и идеологии буржуазной не было и быть не может. Партия выступала и будет выступать против буржуазной идеологии, против любых ее проявлений. <…>
Мы не имеем права недооценивать опасность диверсий буржуазной идеологии в сфере литературы и искусства.
Идея сосуществования в области идеологии есть не что иное, как предательство интересов марксизма-ленинизма, интересов социализма.
В Центральном Доме литераторов обсуждение повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». По свидетельству Р. Орловой,
зал был переполнен. Горячий накал страстей. Выступали в большинстве своем люди отсидевшие. К<араганов> председательствовал.
В самом конце выступила и я. И вмешалась в тот спор о Солженицыне, который начался до опубликования повести и продолжался долго. Почему не изображена «главная трагедия» – так это многие формулировали, – трагедия арестованного коммуниста, оставшегося верным идеям партии и в тех условиях?
Я сказала тогда, что кроме права каждого писателя писать о том, что близко именно ему, есть и другое обстоятельство. Для чего существует партия? Для себя самой? Как только партия перестает существовать для Ивана Денисовича и тысяч таких, как он, партия вырождается в антинародную секту. И это относится не только ко всей партии в целом, но и к каждому ее члену. Зачем вступил? Для личного преуспеяния, как в правящую партию, или чтобы людям было лучше жить, чтобы Ивану Денисовичу жилось по-человечески?
Здесь меня прервал громким криком Рудольф Бершадский: «Так что ж, по-вашему, у нас не было партии? Она перестала существовать?» <…>
В тот момент по такому обвинению («не было партии») уже снова можно было организовать «дело».
В своей заключительной речи К. осторожно поправлял все «крайности»: он возражал В. Померанцеву, сравнившему наши и фашистские лагеря; меня он взял под защиту, заявил, что «Бершадский не понял Орлову», что в Программе КПСС записано – все для человека, что именно это я имела в виду (Р. Орлова. Воспоминания о непрошедшем времени. С. 101–102).
23 декабря. В «Правде» отрывок из рассказа Александра Солженицына «Случай на станции Кречетовка».
Это, – говорит А. Солженицын, – уже давало гарантию, что не задержит цензура набираемые в «Новом мире» «Кречетовку» и «Матрёну» (А. Солженицын. С. 71).
24 и 26 декабря. В Колонном зале Дома союзов заседает Идеологическая комиссия ЦК КПСС с участием молодых писателей, художников, композиторов, творческих работников кино и театров Москвы. Выступая в первый день, Евгений Евтушенко сказал:
<…> меня глубоко тронули, заставили задуматься слова Никиты Сергеевича Хрущева о том, что у нас не может быть мирного сосуществования в области идеологии. <…> Есть подонки, есть подонки вроде Есенина-Вольпина, сочинившего эту грязную отвратительную книжечку
573. После того, как мне подсунули под дверь в Лондоне эту книжку, я смыл руки мылом, и мне все казалось, что исходит гнилостный запах от этой книжки. Есть подонки, привлекающие к себе иногда глупых, заблуждающихся парней, которые издают книжки вроде «Синтаксиса». «Коктейля» – два поэтических сборничка с несколькими статьями, которые пытаются доказать, что они литературоведческие. Но они не определяют подлинное лицо нашей молодежи. Не они!» (Идеологические комиссии ЦК КПСС. 1958–1964. С. 310).
Вот выдержки из некоторых других выступлений. Николай Андронов:
Всем известно, что в профессиональной среде абстракционизм не получил даже в единицах никакого распространения. Нет в Союзе художников ни одного абстракциониста. <…> Если мне, или Неизвестному, или Никонову предъявлено обвинение <…>, то объясните нам: в чем, где буржуазные явления в картинах Никонова «Наши будни» или «Геологи»? Где они проявляются? Каким образом? Откуда? О чем здесь речь? <…> У многих молодых есть впечатление, что есть какой-то момент, похожий на расправу с молодыми. Во всяком случае, так думают не только молодые, но и некоторые руководители в нашем Союзе, и они готовы приступить к этому.
