29 апреля предложение принять окончательное решение «после общественного просмотра и обсуждения закрытого спектакля» было утверждено секретарями ЦК КПСС М. Сусловым и Н. Мухитдиновым.
24 декабря уже 1962 года Т. Хренников доложил в ЦК, что
19 и 21 декабря с. г. в Московском театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялись закрытые репетиции оперы Шостаковича (под названием «Катерина Измайлова»), после чего Секретариат Союза композиторов СССР провел обсуждение подготовленного спектакля с участием актива композиторов и музыковедов, а также представителей руководства театра.
И наконец, только 28 декабря 1962 года решением Идеологической комиссии ЦК КПСС, скрепленным подписями Л. Ильичева, М. Суслова, Ф. Козлова, «Катерина Измайлова» была включена в репертуар театра (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1958–1964. С. 434, 444–445, 446–447, 534–535, 536–537).
23 ноября 1963 года премьера этой оперы состоялась в Риге, 2 декабря в Лондоне, 7 января 1964 года в Загребе, 12 февраля 1965 года в Вене, 17 февраля в Казани, 30 марта в Русе (Болгария), 10 апреля в Ленинграде, 21 декабря в Будапеште.
9 января. В «Труде» статья народного художника СССР Александра Герасимова «Своевременно!», где, в частности сказано:
Руководители Московского Союза художников повинны в активизации формалистических тенденций. Но, к сожалению, они упорно не желают в этом признаться. <…>
Внешне грубые, внутренне опустошенные и безликие – такими выглядят наши современники в изображении Никонова, Андронова, Пологовой, Биргера. <…>
Время культа Сталина ушло в прошлое, исчезли методы голого администрирования, но это вовсе не значит, что искусством не надо руководить.
10 января. В «Известиях» и «Литературной газете» речь секретаря ЦК КПСС Л. Ф. Ильичева, произнесенная 26 декабря 1962 года на заседании Идеологической комиссии с участием молодых творческих работников.
«Причем, – как свидетельствует Н. Молева, – опубликованный текст существенно разнился от живых слов» (Н. Молева. Манеж. Год 1962. С. 237). Как тон, так и формулировки стали более жесткими, количество отрицательных примеров возросло, и одним из них оказалась книга В. Турбина «Товарищ время и товарищ искусство», про которую в опубликованном варианте речи говорилось как об одной из попыток «теоретически „обосновать“ правомерность чуждых явлений в искусстве».
У меня дела… ох! – писал в этой связи Владимир Турбин Михаилу Бахтину. – Ведь я на встрече так называемых «молодых писателей» с Ильичевым был. Там обо мне не говорилось ни слова, и я потом так и рассказывал: мол, сказано было то-то и то-то, а меня вовсе не поминали. Одно время настроился этак по-обывательски все пересидеть, спрятав «тело жирное в утесы». А потом вписал-таки Леонид Федорович абзац про меня. И поставил меня в положение какого-то мелкого лгунишки. А где-то в промежутке один из его приближенных «трубадуром» меня обозвал.
Эти отличия устного варианта речи от печатного, по мнению Н. А. Панькова, публикатора переписки В. Н. Турбина и М. М. Бахтина, свидетельствуют о том, что
в процессе подготовки речи к публикации в советском руководстве явно шла борьба; текст должен был «знаково» определить статус искусства по отношению к политике партии: «относительная свобода» или «полная подконтрольность». И победили не «либеральные», а «консервативные» тенденции (и в ЦК, и в сознании самого Ильичева) (Из переписки М. М. Бахтина с В. Н. Турбиным // Знамя. 2005. № 7).
12 января. В «Литературной газете» статья Юрия Колпинского «Сражаясь и созидая», где утверждается, что абстрактное искусство «враждебно разуму», отражает «абсурдность капиталистического бытия» и «находится в противоречии с целеустремленностью людей, строящих социализм».
13 января. В газете «Советская Литва» статья Я. Лурье «Выдающийся художник-реалист. Памяти С. М. Михоэлса», где впервые в советской печати сказано, что «он был убит подлой кликой Берии – теми, кто расчетливо и безжалостно растаптывал материальную и духовную культуру народа».
14 января. В «Правде» статья Андрея Васнецова «Молодые художники служат народу», одобряющая политику партии в области изобразительного искусства и подчеркивающая, что большинство советских художников стоит на правильных идеологических позициях.
Тем не менее, – говорит Васнецов, —
Центральный комитет партии поручает нам, художникам, самим разобраться в наших творческих делах. Мы должны это сделать, но сделать спокойно и обстоятельно, обсудив все наболевшие теоретические, практические и организационные вопросы. <…> Все мы – товарищи, хотя и спорим, даже ссоримся, ошибаемся; мы радуемся взаимным успехам, хотя и развивались по-разному: одни нашли себя, другие еще ищут.
До 15 января. В. Лаврентьев, главный редактор журнала «Сибирские огни», где была принята к печати повесть Лидии Чуковской «Софья Петровна», возвращает автору рукопись со следующей мотивировкой:
На встрече членов правительства с деятелями литературы и искусства тов. Хрущев говорил, что произведения о культе личности должны не только описывать злодеяния и ужасы тех лет, но и укреплять у читателя-современника веру в справедливость и гуманность нашего общества (Л. Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Т. 3. С. 14).
17 января – 18 марта. В Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина выставка Фернана Леже, Нади Леже-Ходасевич и Жоржа Бокье.
<…> началось время закручивания гаек, – вспоминает Игорь Голомшток. – В музее с уже готовой экспозиции выставки Фернана Леже <…> снимали картину за картиной. Вдова художника Надя Леже не возражала: целый зал, освободившийся от картин Леже, она по договоренности с Фурцевой отвела работам своего нового мужа – молодого французского художника Жоржа Бокье (И. Голомшток. С. 104).
О том, как снимали картину за картиной, рассказывает и Алексей Аджубей. Его еще перед самым Новым годом пригласила Ирина Антонова, директор музея, которую беспокоили
некоторые абстрактные полотна Леже. Только что Хрущев в Манеже разнес своих абстракционистов, а тут еще и француз с его непонятными полотнами. Мы проходили зал за залом, я, выступая в роли судьи-инквизитора, поскольку присутствовал на экзекуции в Манеже, отвечал на вопросы Антоновой: «Как это полотно?», а «А этот гобелен?» <…> Что-то решили упрятать в боковые отсеки, что-то убрать. Однако изъять все «опасное» из ретроспективной выставки Леже было просто немыслимо, как немыслимо было и отменить ее (А. Аджубей. Те десять лет. С. 168).
Об этом же говорит и ходившая в те дни эпиграмма:
Как от этого Леже
Нам не стало бы хужé,
Хоть не может быть хужé,
Чем уже (Вопросы литературы. 1991. № 3. С. 279).
19 января. В «Известиях» анонимная заметка (позднее стало известно, что ее автор Мэлор Стуруа) «Турист с тросточкой», где уничтожающей критике подвергнуты путевые очерки Виктора Некрасова «По обе стороны океана».
