Это было похоже на то, – рассказал Синявский в романе «Спокойной ночи», – что я написал за десять лет до ареста, в повести «Суд идет». Теперь, на заднем сиденье, со штатскими по бокам, я мог оценить по достоинству ироничность положения и наслаждаться сколько угодно дьявольской моей проницательностью. Впрочем, надо сознаться, я многое недоучел. Как они быстро, как мастерски умеют хватать человека – средь бела дня, на глазах у всех, – с концами, не оставляя доказательств. Густая толпа у Никитских даже не заметила, что меня арестовали… (А. Терц <Синявский>. Спокойной ночи. С. 16).
А вот свидетельство Евгения Евтушенко:
Во время поездки по США в ноябре 1966 года я был приглашен сенатором Робертом Кеннеди в его нью-йоркскую штаб-квартиру. Я провел с ним несколько часов. Во время разговора Роберт Кеннеди повел меня в ванную и, включив душ, конфиденциально сообщил, что согласно его сведениям псевдонимы Синявского и Даниэля были раскрыты советскому КГБ американской разведкой. Я тогда был наивней и сначала ничего не понял: почему, в каких целях? Роберт Кеннеди горько усмехнулся и сказал, что это был весьма выгодный пропагандистский ход. Тема бомбардировок во Вьетнаме отодвигалась на второй план, на первый план выходило преследование интеллигенции в Советском Союзе. Я попросил у Роберта Кеннеди разрешения передать эти сведения советскому правительству, так как счел такое поведение вредным для интересов нашей страны. Роберт Кеннеди согласился с условием: не упоминать его имени (Е. Евтушенко. Волчий паспорт. С. 462).
В устных рассказах, запомнившихся Владимиру Радзишевскому, Евтушенко описывал и еще один вариант обмена, более мотивированный: ЦРУ выдало псевдонимы за сведения о водоизмещении советских подводных лодок.
Сообщение Кеннеди, – считал Евтушенко, – было убийственным для Семичастного и привело к его отставке. За продажу военных секретов его действительно могли снять. А перевод стрелок в американской пропаганде с войны во Вьетнаме на преследование интеллигенции в Советском Союзе ставить в вину Семичастному просто бессмысленно
771.
И еще раз вернемся к «Спокойной ночи»:
Представьте, уже в Париже, информированное лицо нас клятвенно заверяло, что в США своими ушами слышало от какого-то сенатора, будто лицензию на Терца в КГБ приобрели по сговору у американской разведки, – за параметры новой советской подводной лодки. Тут уж мы с Марией взбеленились. Сбавьте гонорар! Имейте совесть! На такой культурный обмен и КГБ не пойдет. <…> Ведь она, небось, на атомном ходу, с двумя боеголовками? Нет, так высоко, на уровне подводной лодки, даже я себя не ценю… Но было дело, если память не изменяет. Рассказывали… (А. Терц <Синявский>. Спокойной ночи. С. 125).
Как сообщил составителю Александр Даниэль,
Евгений Александрович рассказывал эту историю моему отцу в начале 1970‐х, но в несколько иной, совсем уж фантастической аранжировке, совпадающей с той, которую пересказывает Терц в «Спокойной ночи» – с участием подводной лодки в качестве действующего лица. В этом рассказе Евг. Ал. в качестве своего собеседника также называл Роберта Кеннеди. Отец был в полном восторге («Куда там Маяковскому с его „Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо“; подводная лодка – это тебе не какой-нибудь штык!») – и, разумеется, ни одному слову не поверил. Но, видимо, некое рациональное зерно в этой фантасмагории все же содержалось, а именно: по ряду обстоятельств можно достаточно уверенно утверждать, что в раскрытии псевдонимов Терца и Аржака ключевую роль сыграла именно заграничная агентура КГБ, добывшая соответствующую информацию в США.
Своя версия предложена и академиком-математиком Сергеем Новиковым: сначала
распространили слух, что КГБ вычислило их по какой-то цитате из редко читаемой статьи Ленина, выданной в Ленинской Библиотеке <…> Взяли якобы список тех, кто ее брал, и среди них был нужный человек, кажется, Синявский. Потом я узнал, что все это было вранье. Просто за деньги купили их фамилии в Издательстве в США. Кто-то продал (http://www.mi-ras.ru/~snovikov/Wed.pdf).
9 сентября. В «Правде» статья ее главного редактора А. М. Румянцева «О партийности творческого труда советской интеллигенции». Обосновывая необходимость партийного руководства литературой и искусством, статья заявляла о его несовместимости с предписаниями и нормами, касающимися тем и стиля. Примером таких неправильных «предписаний» была названа критика газетой «Сельская жизнь» повести В. Тендрякова «Подёнка – день короткий», опубликованной в «Новом мире».
После статьи Румянцева, очень половинчатой, сборной, сшитой вкривь и вкось, но все же исключающей даже тень торжества «друзей-непосед»
772 и иже с ними, цензура сказала: что с вами делать, раз вы «по усмотрению» (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 385).
В этом же месяце А. М. Румянцев был снят с поста главного редактора «Правды».
11 сентября. Сотрудники КГБ проводят обыск на квартире друга Солженицына В. Л. Теуша, у которого Солженицын хранил часть своего архива. Были изъяты рукописи стихов, романа «В круге первом», «Крохоток», пьес «Республика труда» (она же – «Олень и Шалашовка») и «Пир победителей», а также статьи самого Теуша. Комментарий в дневнике Александра Твардовского от 16 сентября:
Те, что арестуют рукописи романов и т. п., полагают, должно быть, что это куда как гуманно: ведь самого же (телесно) автора [не] изолируем, как в грубые времена, а только то «вредоносное», что от него исходит. Конечно, если считать, что душа менее принадлежит автору, чем тело, то они правы. Но Гроссмана это свело преждевременно в могилу, а Солженицын явно на грани психического расстройства – он ничего не сможет писать больше, если этот вопрос не разрешится в недвусмысленном плане, а вряд ли он так разрешится
773. И это – конец – конец даже без проведения «меры» в отношении «тела» (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 389–390).
