12 января. Александр Твардовский записывает в дневнике, что конфискованные при обыске рукописи Александра Солженицына
уже в распоряжении мелентьевского отдела
809 и розданы на прочтение „крупнейшим“ (среди них, конечно, в первую очередь – Чаковский, Кожевников, Марков, Воронков, но есть и Федин, и Симонов), предлагали и мне, но я все читал, браковал или одобрял с необходимыми требованиями и сам предложил вниманию отдела протокол редколлегии и др[угие] материалы по роману „В круге первом“.
– Но вы не знаете еще его пьесы на военном материале.
– Но он ни мне, ни редакции не предлагал ее, и я не считаю возможным знакомиться с ней через посредство органов.
– А как же мы?
– Вы – другое дело, вы контролируете деятельность органов, это ваш служебный долг. А мне – это все равно, что читать письмо, которое не мне предназначалось.
– Вот и Симонов говорит, что он и роман будет читать лишь с согласия Солж[еницы]на, а наше положение… и т. д.
Симонов третьего дня сказал мне, что он готов прочесть роман и так. Я одобрил, т. к. роман был в редакции, был прочитан членами [редколлегии] и был передан на рецензии Сацу, Лифшицу. Мог быть передан и Симонову
810.
И тут же:
Ужасное вчерашнее признание Демента после его возвращения из горкома о его готовности, заявленной там инструктору, выступить в качестве общественного обвинителя на процессе Синявского. Правда, он оговорил эту готовность, согласие, нежеланием знакомиться с материалами следствия и «терцовскими» работами С[инявского], что, м[ожет] б[ыть], не позволит (дай бог!) воспользоваться суду его услугами, но то, что он дал согласие и обсуждал там другие возможные кандидатуры, – все это чудовищно. Нельзя отказать тем, кто решил, что грязь С[инявского] должен принять на себя «Н[овый] М[ир]», в сообразительности. А он хитрец и трус, хотя уже, казалось, и говорилось много и другими, что в последние годы, под воздействием разных факторов, в первую очередь – успехов «Н[ового] М[ира]», лестной причастности к этому «очагу», он решительно эволюционировал в добрую сторону.
Мы – я, Кондр[атович], Закс – в один голос выразили свои недоумение и потрясенность его сообщением. Он вздулся и отказался даже выпить с нами рюмку водки по случаю медалей, организованную по инициативе женской части редакции. Что будет – бог весть, но, может быть, тут-то и хрустнет наш хребет. Если он-таки будет выступать на суде, мы предложим ему уйти из редколлегии до этого, – если он не подает заявление, придется мне принимать некое решение (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 410, 411–412)
811.
Председатель Комитета по печати Н. Михайлов подает в ЦК КПСС докладную записку «о многочисленных случаях проявления буржуазных взглядов в литературе и искусстве, опасности, которую несут эти явления, особенно для молодежи».
Критике подвергнуты опубликованные в советских журналах мемуары Эдит Пиаф («они особенно поражены порнографией и не способны дать молодежи что-либо здоровое для воспитания»), произведения Агаты Кристи («ее творчество – это мир уголовщины, различных преступлений, уродливых явлений жизни буржуазного общества»), книга Франца Кафки («Но ведь в ней полно патологических извращений!»), «крайне тенденциозные» мемуары Ильи Эренбурга, «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына («По адресу этого произведения до сих пор не дезавуирована высокая оценка, данная ему в свое время Н. С. Хрущевым»), цикл стихотворений Ильи Сельвинского («разухабистый, неправильный, огульно охаивающий всех и все»), повесть Сергея Крутилина «Липяги», рассказы Василия Аксенова, ежегодник «День поэзии», пьесы Алексея Арбузова «Мой бедный Марат», Эдварда Радзинского «104 страницы про любовь», Анатолия Гладилина «Товарищ Надежда по фамилии Чернова» и многие, многие другие (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1965–1972. С. 150–171).
13 января. Главлит СССР запрещает Московскому драматическому театру постановку пьес Михаила Рощина «Седьмой подвиг Геракла» («ввиду ее идейной порочности») и Владимира Войновича «Кем бы я мог стать» (так как автор, перерабатывая для сцены свою повесть «Хочу быть честным», не только не учел критику, но и «усилил акцент на безысходности положения героя в борьбе с отрицательными явлениями») (История советской политической цензуры. С. 555–556).
В «Известиях» статья Дм. Еремина «Перевертыши», обвиняющая А. Синявского и Ю. Даниэля в преступлении против советской власти, характеризуя их произведения как разжигающие «вражду между народами и государствами». 16 и 18 января газета в поддержку этой статьи опубликовала выступления трудящихся, в том числе и деятелей культуры и науки, с требованиями самой суровой кары предателям Родины.
Публикация статьи Дм. Еремина вызвала письма протеста со стороны математика Юрия Левина, искусствоведа Юрия Герчука, писателей Владимира Корнилова и Лидии Чуковской (Цена метафоры. С. 29–37).
Я уверена, – записывает в дневник Раиса Орлова, – что даже те, кому по тем или иным причинам были неприятны Синявский и Даниэль, после статей Еремина превратились в их защитников (Знамя. 2018. № 9. С. 161).
15 января. С грифом «Секретно» в ЦК КПСС поступает записка Комитета по печати, подписанная его председателем Н. Михайловым. Там, в частности, сказано:
По нашему мнению, необходимо строже подходить к отбору зарубежных кинофильмов. Кинокартину «Великолепная семерка» только за год просмотрело около 20 миллионов зрителей. В течение одного месяца демонстрации в трех кинотеатрах Москвы картины «Брак по-итальянски» ее просмотрело 20 000 зрителей. В течение двух месяцев в одном из кинотеатров Москвы непрерывно демонстрировалась картина «Безумный, безумный, безумный мир». Десять копий этого фильма направлены в республики.