«Рассказ В. Корнилова о том, как он собирал подписи под письмом против восстановления культа личности Сталина. Составил письмо Эрнст Генри, подписали Чуковский, Паустовский, Слуцкий, Тендряков, В. Некрасов, Катаев. Отказались Симонов, Алигер, Евтушенко, Аксенов. Евтушенко принял Генри лежа», – еще 1 февраля записывает в дневник Раиса Орлова (Знамя. 2018. № 9. С. 161).
15 февраля. В «Литературной газете» статья Б. Крымова «Удел клеветников». В этом же номере письмо «Нет нравственного оправдания», где, в частности, сказано:
Терц клевещет не только на советского человека, – он клевещет на человеческую природу, на все человечество. Абрам Терц осмелился осуждать наше общество, наш народ, нашу мораль с позиций лицемерия и низости.
Под письмом – подписи коллег А. Синявского по филологическому факультету МГУ: декана А. Г. Соколова, профессоров С. М. Бонди, А. И. Метченко, В. В. Ивашевой, В. И. Кулешова, О. С. Ахмановой, В. П. Неустроева, Н. А. Глаголева, Н. С. Чемоданова, Н. М. Гайденкова, доцентов Е. П. Любаревой, Л. Г. Андреева, П. А. Николаева, П. Ф. Юшина, К. В. Горшковой, старшего преподавателя В. Н. Турбина
833.
В университете, – 23 февраля заносит в дневник Раиса Орлова, – письмо против Синявского не подписали Якименко, Федоров, Поспелов. Дувакина за защиту прорабатывали, он не отказался. В ИМЛИ не подписали Тагер и Галя Белая
834. В «Известия» кроме ЛК <Чуковской> и Володи <Корнилова> написали Лена Ржевская и Ирина Роднянская (Знамя. 2018. № 9. С. 162).
Откликом на приговор суда стала песня Владимира Высоцкого «Вот и кончился процесс…», где, в частности, сказано:
Если это, так сказать,
«Злобные пародии», —
Почему б не издавать
Их у нас на Родине?
И на том поставьте крест!
Ишь, умы колышутся!
В лагерях свободных мест
Поискать – отыщутся.
Л. И. Брежневу поступает письмо группы московских художников, обеспокоенных тем, что «модернистские тенденции в нашем искусстве, усиленно культивируемые из‐за рубежа, не находят должной принципиальной оценки со стороны Министерства культуры СССР». Особую тревогу авторов письма вызывает то, что экспозиция Третьяковской галереи постепенно заполняется «профессионально сомнительными и идейно невыразительными работами».
Среди 80 человек, подписавших это обращение, Лев Кербель, Александр Кибальников, Николай Жуков, Федор Решетников, Николай Ромадин и др.
16 февраля. В Институте Маркса—Энгельса—Ленина обсуждение книги историка Александра Некрича «1941, 22 июня».
Было, – 24 февраля пересказывает Л. Чуковская свидетельство Е. А. Гнедина, – человек 400. Нападал Деборин, т. е. пытался опровергнуть антисталинский материал. Ему отвечали бурно и дружно самые разные люди, в том числе и полковники (Л. Чуковская. Дневник – большое подспорье… С. 178–179).
Это обсуждение завершилось запрещением книги, частичным уничтожением ее экземпляров в библиотеках и исключением автора из КПСС.
Выразительно свидетельство Раисы Орловой, которая спустя полтора года в сентябре 1967‐го записала в дневник:
Сотрудники просто не стали его защищать. 22 года вместе. Конечно, есть такие соображения, как институт, сохранить партком, коллектив. Пропустили такой вопиющий прецедент. Все можно… Все с нами можно сделать.
Обратились к академику Сахарову. «Если бы он остался без работы, тогда можно было бы заступиться. А кто вступает (в партию), кого исключают, – это ваше дело». Сахаров – беспартийный (Р. Орлова // Знамя. 2018. № 9. С. 176).
В «Монд» заявление Элен Пельтье-Замойски, где сказано: Андрей Синявский и Юлий Даниэль
мои друзья. Понятно, что я от них не отрекусь. Я им помогала, это верно. Я принимаю полную и исключительную ответственность за эту помощь. Я всегда соблюдала полнейшую тайну в отношениях между моими французскими и русскими друзьями. Никого, кроме меня, нельзя обвинить (Цена метафоры. С. 493).
В «Юманите» статья Луи Арагона «По поводу одного процесса»:
Я не могу себе представить, чтобы коммунист отнесся с безразличием к приговору, вынесенному в Москве по делу Синявского—Даниэля. Это событие, тяжкое по своим последствиям, особенно – для Франции. <…>
В самом деле, есть основания опасаться, что могут подумать, будто подобного рода судебная процедура неотделима от самой сущности коммунизма, что приговор, вынесенный сегодня, есть прообраз того, чем станет правосудие в стране, уничтожившей эксплуатацию человека человеком. Наш долг заявить, что это не так и не будет так, по крайней мере во Франции, где ответственность лежит на нас. <…>
Каким бы ни был вес Коммунистической партии в нашей стране, коммунисты свидетельствуют о своей верности политической демократии – традиционным французским принципам, и, в частности, заявляют о том, что, насколько это будет зависеть от них, никакая судебная процедура в будущем не будет облечена полномочиями вести процессы о мнениях.
Ради блага нашего общего дела мы надеемся, что приговор будет обжалован. Не нам диктовать великой и дружественной стране ее поведение. Но мы чувствовали бы свою вину, если бы скрыли от нее свое мнение (Цена метафоры. С. 493–494).
