Я надеюсь, что мне нет необходимости специально останавливаться здесь на том, какую меру презрения и даже гадливости испытываю я вместе с вами в отношении этих двух литераторов, навсегда покрывших себя позором в глазах нашей общественности своим трусливым двоедушием и гражданской бесчестностью, позволившим им, называясь советскими писателями, печатать тайком за границей свою в сущности антисоветскую и антихудожественную стряпню, под псевдонимами Абрам Терц и Н. Аршак.
Но я должен сказать без обиняков, что я не мог бы взять на себя отстаивание на предстоящем парижском заседании всех тех положений, которые содержатся в опубликованном в «Литературной газете» заявлении Секретариата Союза писателей.
Мне кажется, что состоявшийся процесс и приговор придали этому делу неправомерные масштабы и принесли нам немало вреда и политических невыгод, причинили очевидный ущерб нашему престижу, порадовали наших врагов и огорчили наших друзей за границей, а также вызвали чувства недоумения в душах многих людей, в частности у молодежи. Этому в первую очередь способствовали отчеты «из зала суда» и «отклики», появлявшиеся в наших газетах и стилистикой своей часто напоминавшие ходовую фразеологию недобрых времен, бесповоротно осужденных партией и народом.
Я принадлежу к той части советских писателей (думаю, что самой большой и значительной части), которые считают, что Синявский и Даниэль должны были быть осуждены и преданы всяческому остракизму в общественном, а не уголовном порядке. Может быть, еще не поздно было бы и сейчас заменить этим людям уголовное наказание наказанием более страшным по существу, но более правомерным в данном случае, а именно – лишением их советского гражданства и выдворением за пределы СССР. Это, между прочим, сразу лишило бы их ореола «мучеников», «узников социализма» и удешевило бы их товар на антисоветском рынке, а также подчеркнуло бы полное внутренней силы и достоинства презрение нашей великой державы и общества к еще одной форме лая из подворотни.
Все вышеизложенное ставит меня на предстоящем заседании руководства КОМЕСа – в ложное положение. Я не мог бы, как уже сказал, отстаивать там официальное заявление Союза писателей, которое я не счел для себя возможным подписать при ознакомлении с его проектом. Прошу секретариат разрешить мне не выезжать на парижское заседание, если мне не будет подсказан иной выход из положения (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 433–434).
2 марта. Председатель Верховного суда РСФСР Л. Н. Смирнов встречается в Центральном доме литераторов с московскими писателями, чтобы объяснить им приговор, вынесенный А. Синявскому и Ю. Даниэлю.
Запись в дневнике А. Твардовского:
Около 60–70 записок-вопросов, – все до единой – выражение недоумения, неприятия процесса и приговора.
– Почему бы их, как Тарсиса, не лишить сов[етского] гражданства и не выдворить к их западным покровителям?
– Суд не располагает (с 58 г.) такой мерой наказания.
– Почему их судили в уголовном порядке, а не в общественном?
– Я судил таким судом, какому они были преданы.
– Знаете ли вы высказывания Дж[она] Голлона, Л[уи] Арагона?
838
– Зная английский, я читал выск[азывания] Голлона, но франц[узского] я не знаю и Арагона не читал (А. Твардовский. Новомирский дневник. 1961–1966. С. 436–437).
Я, – вспоминает об этой встрече В. Войнович, – от лица писательской общественности предложил взять их на поруки и послал судье записку, правда, анонимную, потому что боялся
839. Таким образом, я придумал для власти выход из положения – мы признаем их преступниками, но раз вы, писатели, беретесь их перевоспитать, так уж и быть, не посадим. И скандал бы погас. И советская власть, может быть, продержалась бы еще лет на пять больше. Но случилось то, что случилось. Это был процесс, который подорвал власть, первый спиленный сук. И даже на него они не клюнули, и все завертелось дальше (Свободные люди. С. 59).
Кстати, во время этой встречи Смирнову были отправлены еще две записки, от Л. К. Чуковской – с утверждениями о неправомерности уголовного преследования за литературное творчество.
Этим же днем датированы сохранившиеся в домашнем архиве Владимира Тендрякова черновики его заявления, где, в частности, сказано:
Мне не удалось познакомиться с работами А. Терца и Н. Аржака, как и подавляющему большинству наших граждан. Статьи Еремина и Кедриной, газетные отчеты о судебном процессе – то анонимные с подписью «Корр. ТАСС», то подписанные совершенно неведомыми фамилиями – сводятся к одному: верь нам на слово, верь слепо, не задумываясь. <…> Волей-неволей я прихожу к выводу, что делается попытка вести идейную борьбу старыми способами тридцать седьмого года. <…>
И нужно ли говорить в заключение, что с письмом секретариата Союза писателей, по сути тоже анонимным, без подписей, с письмом, безответственно говорящим от лица всех писателей, я согласиться не могу, как не могу согласиться с редакционной статьей в «Правде».
5 марта. Умерла Анна Андреевна Ахматова (род. в 1889).
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ С. П. Павлов направляет в ЦК КПСС информацию «О политических настроениях в новосибирском Академгородке», где, в частности, сказано:
В 1965 г. здесь выступали, например, главный редактор журнала «Новый мир» т. Твардовский и зав. отделом критики этого журнала т. Лакшин. Накануне на встрече с читателями в Новосибирске т. Твардовский проводил параллель между «Новым миром» и «Современником», говоря, что «Современник» был в 1860‐е годы штабом революционной принципиальности и демократии. <…> Тенденциозным было выступление в Академгородке заведующего отделом критики журнала «Новый мир» т. Лакшина, который дал собственное толкование слов В. И. Ленина о правде. «Нам нужна всякая правда» – утверждал т. Лакшин. – Нельзя правду делить на нашу правду и на не нашу правду… Нельзя противопоставлять правду века правде факта. Есть тенденция не замечать недостатки нашей жизни… Некоторые сомневаются, надо ли говорить правду, потому что ведь есть недоброжелатели…»
Подобные выступления получают в Академгородке благотворную почву, распространяются, интерпретируются, обобщаются. Критичность часто превращается в несдержанность, фрондерство, очернительство политики партии (И. Кузнецов. Новосибирский академгородок в 1968 году: Письмо сорока шести. Ч. 1. http://modernproblems.org.ru/hisrory/162-.html?start=2).
Городской комсомольский отряд над подступах к Красной площади задерживает группу людей, которая «по предварительным данным, хотела устроить на Красной площади антисоветскую манифестацию».