22 января. В издательстве «Детская литература» подписана в печать «Вавилонская башня и другие древние легенды». Над переработкой библейских текстов для детей работал коллектив авторов (несколько текстов пересказал Валентин Берестов; рассказ «Виноградник Навуфея» подготовил прот. Александр Мень, сдав его в печать под именем М. С. Агурского). Идея книги и общая редакция – К. Чуковского
935.
К. Чуковский: Здесь, в этой книге, мы попытались пересказать для детей несколько чудесных легенд древнего еврейского народа, которые вот уже тысячи лет волнуют миллионы сердец – так они прекрасны и мудры. Недаром в течение многих веков замечательные скульпторы, живописцы, поэты создали по этим легендам столько бессмертных произведений искусства.
В. Берестов: Книгу уже печатали, когда случилось неожиданное и малопонятное. Корней Иванович в интервью корреспонденту «Труда» упомянул и о «Вавилонской башне». Был самый разгар «великой культурной революции» в Китае. Хунвейбины заметили эту публикацию в «Труде» и громогласно потребовали размозжить собачью голову старому ревизионисту Чуковскому, засоряющему сознание советских детей религиозными бреднями
936.
Тираж книги был уничтожен.
24–30 января. В Москве Международный симпозиум, посвященный 70-летию со дня рождения Сергея Эйзенштейна.
25 января. Вениамин Каверин пишет письмо Константину Федину:
Мы знакомы сорок восемь лет, Костя. В молодости мы были друзьями. Мы вправе судить друг друга. Это больше, чем право, это долг.
Твои бывшие друзья не раз задумывались над тем, какие причины могли руководить твоим поведением в тех, навсегда запомнившихся, событиях нашей литературной жизни, которые одних выковали, а других превратили в послушных чиновников, далеких от подлинного искусства.
Кто не помнит, например, бессмысленной и трагической, принесшей много вреда нашей стране, истории с романом Пастернака? Твое участие в этой истории зашло так далеко, что ты вынужден был сделать вид, что не знаешь о смерти поэта, который был твоим другом и в течение 23 лет жил рядом с тобою. Может быть, из твоего окна не было видно, как его провожала тысячная толпа, как его на вытянутых руках пронесли мимо твоего дома?
Как случилось, что ты не только не поддержал, но затоптал «Литературную Москву», альманах, который был необходим нашей литературе? Ведь накануне полуторатысячного собрания в Доме киноактера ты поддержал это издание. С уже написанной, опасно-предательской речью в кармане ты хвалил нашу работу, не находя в ней ни тени политического неблагополучия. <…>
Не буду удивлен, если теперь, после того как по твоему настоянию запрещен уже набранный в «Новом мире» роман Солженицына «Раковый корпус», первое же твое появление перед широкой аудиторией писателей будет встречено свистом и топаньем ног. <…> Неужели ты не понимаешь, что самый факт опубликования «Ракового корпуса» разрядил бы неслыханное напряжение в литературе, подорвал бы незаслуженное недоверие к ней, открыл бы дорогу другим книгам, которые обогатили бы нашу литературу? Лежит в рукописи превосходный роман Бека, сперва разрешенный, потом запрещенный, безоговорочно одобренный лучшими писателями страны. Лежат военные дневники Симонова. Едва ли найдется хоть один серьезный писатель, у которого не лежала бы в столе рукопись, выношенная, обдуманная и запрещенная по необъяснимым, выходящим за пределы здравого смысла причинам. <…>
Но вернемся к роману Солженицына. Нет сейчас ни одной редакции, ни одного литературного дома, где не говорили бы, что Марков и Воронков были за опубликование романа и что набор рассыпан только потому, что ты решительно высказался против. <…>
Писатель, накидывающий петлю на шею другому писателю, – фигура, которая останется в истории литературы независимо от того, что написал первый, и в полной зависимости от того, что написал второй.
Ты становишься, может быть сам этого не подозревая, центром недоброжелательства, возмущения, недовольства в литературном кругу. Измениться это может только в одном случае – если ты найдешь в себе силу и мужество, чтобы отказаться от своего решения» (В. Каверин. Эпилог. С. 451–454)
937.
Председатель КГБ Ю. Андропов 6 марта направил копию этого письма в ЦК КПСС с комментарием, что «Твардовский, ознакомившись с указанным письмом, поблагодарил Каверина за честную позицию» (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1965–1972. С. 465).
26 января. В Саратове умер Александр Павлович Скафтымов (род. в 1890).
27 января. В Ташкенте умер Валентин Владимирович Овечкин (род. в 1906).
30 января. Иосиф Бродский, Сергей Довлатов, Александр Городницкий, Татьяна Галушко, Елена Кумпан, Владимир Марамзин, Валерий Попов и Владимир Уфлянд принимают участие в вечере творческой молодежи в Белом зале Дома писателей в Ленинграде.
Как вспоминает Яков Гордин, который вел литературную часть вечера,
это было небывалое событие, и так оно и воспринималось слушателями. Чувствуя настроение зала, все выступающие и читали с радостным напором. Можно с уверенностью сказать, что Белый зал никогда не видел в своих стенах ничего подобного. Это был другой мир. Люди чувствовали, что в пределах этого помещения они могут плюнуть на власть. <…>
Все – и участники, и слушатели – расходились с ощущением победы.
Но 4 февраля сразу несколько властных инстанций – обком КПСС, обком комсомола, ленинградский КГБ, а скорее всего, и Москва – получили замечательное сочинение, подписанное тремя членами клуба «Россия» при Ленинградском обкоме ВЛКСМ. Главным был Валентин Щербаков, наш недавний товарищ и собутыльник.
В доносе говорилось, что состоялся «сионистский митинг», в котором участвовало 300 граждан еврейской национальности, – что была полная чушь! Сионизм нас волновал меньше всего, публика в зале была в национальном отношении абсолютно разнообразная. Но авторы доноса знали, на что клюнет власть.
