многолетнее подчеркнутое игнорирование своего союза, его повседневной работы. Такая, столь непонятная и странная для крупного писателя позиция прежде всего, мы уверены, не прошла бесследно для него самого. Как бы ни был велик талант писателя, – и ему нужны дружба и умный совет товарищей.
<…> М. Шолохов, видимо, не вполне понимает, каким плохим примером для молодых литераторов является его пренебрежительное отношение к горьковской идее и практике союза (с. 3).
Не позднее 12 ноября. До Бориса Пастернака доходят слухи о выдвижении его кандидатуры на Нобелевскую премию.
Вот цитата из пастернаковского письма Ольге Фрейденберг от 12 ноября:
Я скорее опасался, как бы эта сплетня не стала правдой, чем этого желал, хотя ведь это присуждение влечет за собой обязательную поездку за получением награды, вылет в широкий мир, обмен мыслями, – но ведь опять-таки не в силах был бы я совершить это путешествие обычной заводной куклою, как это водится, а у меня жизнь своих, недописанный роман, и как бы всё это обострилось! Вот ведь вавилонское пленение! По-видимому, Бог миловал, эта опасность миновала. <…>
Потом люди слышали по BBC будто (за что купил, продаю) выдвинули меня, но зная нравы, запросили согласия представительства, ходатайствовавшего, чтобы меня заменили кандидатурой Шолохова, по отклонении которого комиссия выдвинула Хемингуэя, которому, вероятно, премию и присудят. Хотя некоторые говорят, будто спор еще не кончен. Но ведь всё это болтовня, хотя и получившая большое распространение.
Но мне радостно было и в предположении попасть в разряд, в котором побывали Гамсун и Бунин и, хотя бы по недоразумению, оказаться рядом с Хемингуэем.
Я горжусь одним: ни на минуту не изменило это течения часов моей простой, безымянной, никому не ведомой трудовой жизни (Б. Пастернак. Т. 10. С. 58).
Лауреатом Нобелевской премии в 1954 году стал Эрнест Хемингуэй.
14 ноября. В актовом зале Ленинградского политехнического института первый общегородской вечер студенческой поэзии.
16 ноября. В «Литературной газете» статья Владимира Луговского «Раздумье о поэзии». Из статьи:
Последнее время у нас не слишком богато яркими и впечатляющими поэтическими произведениями, но работа поэтов идет, и весьма возможно, что рождаются большие, хорошие вещи. <…>
Итак: кризиса поэзии у нас нет, имеются только кризисные явления, которые могут быть и должны быть устранены (с. 3).
18 ноября. В «Литературной газете» письмо в редакцию Виталия Закруткина, Анатолия Калинина, Михаила Соколова, где сказано:
Уверены, что не одни мы были поражены тем выпадом, который позволил себе на страницах «Литературной газеты» В. Ажаев против крупнейшего советского писателя М. Шолохова. <…>
Не на пользу нашей литературе этот выпад против любимого народом писателя <…>
22–28 ноября. Фестиваль польских фильмов в СССР.
23 ноября. В «Литературной газете» (с. 3) «Реплика тов. Ажаеву» авторов открытого письма «Товарищам по работе», подтверждающих свою мысль о том, что центром творческой жизни должны явиться не канцелярии ССП, а редакции и издательства.
24 ноября. В Ленинграде умер Марк Константинович Азадовский (род. в 1888).
Ноябрь. В Театре имени Маяковского премьера спектакля «Гамлет» в постановке Николая Охлопкова. Сценография Рындина, в заглавной роли Евгений Самойлов, в роли Офелии Мария Бабанова.
Как записал в дневник Василий В. Катанян,
кто-то фыркает, что спектакль «оперный» или «балетный», а на самом деле он театральный. После «Сирано» я не видел таких ярких представлений (В. Катанян. Лоскутное одеяло. С. 126).
<…> на место всеобщего омхачивания, – вспоминает шекспировед Алексей Бартошевич, видевший этот спектакль школьником, – пришло монументальное театральное зрелище. Гигантские конструкции, огромные ворота, напоминавшие ворота шлюзов. Тогда у московской интеллигенции любимым отдыхом стали поездки на пароходах: Москва – Астрахань, Москва – Пермь, и особенно захватывающими были моменты, когда пароход проходил через шлюзы. Так вот, сценограф Рындин как две капли воды воссоздал конструкцию шлюза в этих кованых воротах перед сценой, открывавшихся под музыку Чайковского. И какие-то решетки с грохотом и лязгом спускались с колосников. И Гамлет их тряс во время монолога «Быть или не быть». И огромное, полное света и цвета пространство. И золотой парик на голове у Самойлова. И белое платье с позолотой у занятой в премьере Бабановой, которая играла Офелию. Она сыграла всего несколько раз, но это было ужасно: уже полная, немолодая, такой шарик белый выкатывался на сцену. И опять же золотой парик, и за ней шли вереницей ее подруги в белых платьях, с золотыми кудрями и с арфами (Коммерсантъ-Weekend, 25 апреля 2014. С. 13).
А вот мнение рядового зрителя – историка Сергея Дмитриева, побывавшего в театре 17 июня 1955 года:
Спектакль очень хороший; умный, волнующий, красивый. Самойлов-Гамлет на высоте положения. Простонародна Офелия: она не дворянка из семьи придворного. Декорации Рындина великолепны, потрясающи, остроумны в техникосценическом отношении. И самое главное – необыкновенная, полная тишина в переполненном зале, где душно и многие стоят. Актеры сразу овладевают вниманием, и никто не хочет пропустить хотя бы одно слово. Простые девушки, стоявшие сзади нас (очень простые – из работниц, вероятно), переспрашивали друг друга иногда о нерасслышанном слове или реплике актеров. Последние годы в советских театрах наблюдал я совершенное отсутствие интереса к происходившему на сцене, особенно в пьесах советских авторов. Впрочем, и на классике. Разговаривали, ели, входили и выходили, смеялись не к месту. Здесь полная тишина и в ней ясно чувствуется общее веяние духа искусства со сцены. Охлопков дал образец многим. После спектакля его и Самойлова долго вызывали (Отечественная история. 2000. № 1. С. 160).
Журналы в ноябре
В «Новом мире» (№ 11) поэма Павла Антокольского «В переулке за Арбатом» (с. 51–96). В «Театре» (№ 11) первая публикация Георгия Владимова – статья «Женские образы в пьесах Анатолия Софронова», где этот драматург оценивается очень высоко.
Декабрь
2 декабря. В «Литературной газете» (с. 3) статья Валерия Друзина «К спорам о поэзии» – резкая полемика с ранее напечатанными в газете статьями Ильи Сельвинского и Ольги Берггольц.
6–8 декабря. В Москве трехдневное совещание писателей, посвященное подготовке ко Второму всесоюзному съезду ССП.
Три дня, – рассказывает Владимир Луговской в письме к Александру Фадееву, – просидел я на этом мрачном торжище, именуемом Московским совещанием.
«Унд?» – как сказал Всеволод Иванов германскому послу графу фон Шулленбургу.
