18 августа. В «Комсомольской правде» четыре стихотворения Евгения Евтушенко.
21 августа. В Чехословакию введены войска стран Варшавского договора.
В целом численность введенных в Чехословакию войск составила:
СССР – 18 мотострелковых, танковых и воздушно-десантных дивизий, 22 авиационных и вертолетных полка, около 170 000 человек;
Польша – 5 пехотных дивизий, до 40 000 человек;
ГДР – мотострелковая и танковая дивизии, всего до 15 000 человек (по публикациям в прессе, от ввода частей ГДР в Чехословакию в последний момент было решено отказаться, они играли роль резерва на границе, а в Чехословакии находилась оперативная группа ННА ГДР из нескольких десятков военнослужащих);
Венгрия – 8-я мотострелковая дивизия, отдельные части, всего 12 500 человек;
Болгария – 12‐й и 22‐й болгарские мотострелковые полки, общей численностью 2164 человека и один болгарский танковый батальон, имевший на вооружении 26 машин Т-34.
Вот и ожидаемое мною августовское несчастье: мы оккупировали Чехословакию, – в тот же день записывает в дневник Лидия Чуковская. – Несчастье для чехов, несчастье для нашей интеллигенции, а пуще всего для нашего оболваненного народа, который опять верит в газетные кровавые пошлости (Л. Чуковская. Дневник – большое подспорье… С. 222).
И еще одна запись того же дня – в дневнике Раисы Орловой:
Дубна. Советские танки вошли в Прагу. Вот когда надо бояться – умирать со страху. А я не боюсь. Я только не знаю, что делать… Интервенция. Обрыв. Вот, значит, и суждено нашим жизням оборваться в горе и сраме (Знамя. 2018. № 9. С. 185).
Управление КГБ по Москве и Московской области возбуждает в отношении Аркадия Белинкова и его жены Натальи уголовное «Дело № 299» по статье 64а (измена родине). Как рассказывает Наталья Белинкова,
следственное дело проходило заочно. На допросы вызывали наших родителей и наших друзей, проживавших в России. Все допрошенные подписывали обязательство о неразглашении. <…>
В 1999 году «Дело № 299» было «прекращено за отсутствием состава преступления». В Уголовном кодексе РСФСР, действующем с 97‐го года, этот состав был исключен из статьи «Государственная измена» (А. Белинков, Н. Белинкова. С. 371).
Анатолий Марченко по обвинению в нарушении паспортного режима приговорен к лишению свободы сроком на один год (А. Марченко. Т. 3. С. 210–211).
22 августа. Из дневника Анатолия Гребнева:
Сегодня ночью – Чехословакия. Ждем газет. По радио – безымянное обращение «группы членов ЦК КПЧ».
В Ленинграде – длинные молчаливые очереди у газетных киосков.
Вечером – Би-Би-Си. Начали глушить. «Мы дали указание нашим дикторам читать медленнее и четче» (А. Гребнев. С. 74).
Собравшись на экстренное заседание, секретариат правления Союза кинематографистов СССР единодушно поддерживает ввод советских войск в Чехословакию.
23 августа. Как вспоминает Евгений Евтушенко, он в этот день из Коктебеля отправил Л. И. Брежневу и А. Н. Косыгину телеграмму протеста в связи с вводом советских войск в Чехословакию
981.
Александр Галич завершает работу над песней «Петербургский романс» с посвящением Н. Рязанцевой и эпиграфом из Н. М. Карамзина «Жалеть о нем не должно: Он сам виновник всех своих злосчастных бед, Терпя, чего терпеть без подлости – не можно»:
982
И все так же, не проще,
Век наш пробует нас:
Можешь выйти на площадь?
Смеешь выйти на площадь?
Можешь выйти на площадь,
Смеешь выйти на площадь
В тот назначенный час?!
24 августа. Евгений Евтушенко пишет стихотворение:
Танки идут по Праге
в закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
Боже мой, как это гнусно!
Боже – какое паденье!
Танки – по Яну Гусу,
Пушкину и Петефи.
Страх – это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы – это помесь Ноздрева
и человека в футляре.
Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.
Что разбираться в мотивах
моторизованной плетки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрева на глотке?
Танки идут по склепам,
по тем, что еще не родились.
Четки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.
Разве я враг России?
Разве не я счастливым
в танки другие, родные
тыкался носом сопливым?
Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это – родные танки?
Прежде, чем я подохну,
как – мне не важно – прозван,
я обращаюсь к потомству
только с единственной просьбой.
Пусть надо мной – без рыданий —
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге».
Примерно тогда же было написано и оставшееся в черновиках стихотворение Иосифа Бродского:
