– Это правда, мама? – спрашивает Хедвиг.
Мама кивает:
– Ну да. У меня был мопед «Рекс».
Тони жуёт булочку и заинтересованно наблюдает за мамой.
– А мой папаша тоже был раггаром? – спрашивает он.
– Ну конечно. Обалденное время! Но наша мама не всегда была в восторге от моих проделок. Однажды, например, я пришла домой коротко стриженная и с пачкой жевательного табака в кармане. Это стало последней каплей. Мама заперла мопед и сказала, что теперь я буду сидеть дома и вязать прихватки до самого совершеннолетия. Нехило, да? – добавляет она и серьёзно смотрит на Тони.
Широко раскрыв глаза, Тони качает головой.
– Но знаете, что я сделала? – спрашивает мама.
– Нет, – хором отвечают Хедвиг и Тони.
– Прошла конфирмацию. И мама снова была счастлива. Она разрешила мне забрать из гаража мопед. И не вязать прихватки, если я пообещаю отрастить волосы и жевать табак, только когда она этого не видит.
– А что такое конфирмация? – спросила Хедвиг.
Мама отхлёбывает кофе.
– Конфирмация – это такая штука, которую проходят в пятнадцать лет. Но сперва надо позаниматься со священником в специальной группе вместе с другими подростками. И кое-что обсудить. Например, как себя вести, если хочешь, чтобы тебя считали взрослым, и всякое такое. И, когда священник решит, что подросток готов, то в церкви устраивают конфирмацию. Многие родители просто мечтают об этом.
Тони глядит на маму так, будто она – сам Христос.
– Пройти конфирмацию? Думаешь, сработает? – спрашивает он.
Мама кивает:
– Во всяком случае, стоит попробовать.
Потом они долго сидят за столом, мама отправляет в духовку ещё одну порцию булочек. Тони словно прорвало. Он смеётся и шутит своим надтреснутым голосом. Под конец он так раздобрился, что, повернувшись к Хедвиг, спрашивает:
– А чё у тебя глаза такие красные? Ну и видок, я тащусь.
Хедвиг не отвечает. Глаза снова набухают от слёз.
Мама вздыхает.
– Проблемы в школе, – говорит она.
– Да? – спрашивает Тони. – Чё случилось?
И, хотя Хедвиг этого не хочет, мама рассказывает Тони всю длиннющую историю про Макса-Улофа, про выдумку Хедвиг, про разбитый нос и кулаки Альфонса. И про то, как Хедвиг, всегда такая разговорчивая, вдруг стала бледная и молчаливая, как привидение.
– Каждый день он вытворяет что-нибудь новенькое. Я уж и не знаю, что делать, – говорит мама, кроша булочку.
Тони во все глаза смотрит на Хедвиг.
– Вот индюк, – говорит он.
Хедвиг прячет лицо в ладонях.
– А ещё он засунул мою сумку в унитаз.
Тони смотрит на мокрую сумку, которую мама постирала и повесила на батарею. Залпом выпивает морс, ударяет стаканом по столу и встаёт.
– Забудь об этом. Всё будет хорошо. Мне пора.
Потом идёт в прихожую и надевает деревянные сабо. Мама и Хедвиг стоят на крыльце, глядя, как Тони, описав почётный круг и просигналив на прощание, исчезает за поворотом.
– А что он имел в виду, когда сказал, что всё будет хорошо? – спрашивает Хедвиг.
Мама пожимает плечами.
– Трудно сказать, – говорит она. – Кто их разберёт, этих раггаров.
Смерть
Кто их разберёт, этих раггаров. Узнает ли Хедвиг когда-нибудь, что хотел сказать Тони, сидя у них на кухне в «Доме на лугу»? Недели бегут одна за другой, а Альфонс так ни чуточки и не подобрел.
Последний день апреля выдался на редкость тёплый. В канаве у спортивной площадки из травы выглядывают маленькие жёлтые солнца на ножках. Мать-и-мачеха. Цветы потягиваются, зевают и думают, что сегодня, наверно, канун Вальпургиевой ночи. Так оно и есть. Дома папа готовит майский костёр.
Учитель раскрыл окно настежь, чтобы вдохнуть немного весны в своих бледных перезимовавших учеников. С верхушки дерева доносится крик кукушки. Она вернулась из далёкой Африки. Ку-ку!
– Ай-ай-ай, – говорит учитель и зловеще улыбается. – Это была южная кукушка.
– А что такое южная кукушка?! – кричат все.
И тогда учитель рассказывает, что в давние времена люди верили, что кукушка может предсказывать будущее. Кукушку, которая кричала на юге, называли южной кукушкой. На севере – северной, на востоке – восточной, а на западе – западной.
Восточная кукушка сулила утешение. Северная – печаль. Западная кукушка – радость, она была лучше всех. А кукушка, кричавшая на юге, предсказывала смерть!
Все переглядываются. Смерть! Неужели кто-то сейчас умрёт?
– ХА-ХА! – вопит Альфонс. – А я знаю, кто умрёт!
– Кто, кто? – спрашивают все.
– Уродский осёл Хедвиг!
Глаза учителя чернеют.
– Хватит идиотничать! – рявкает он. – Всё, что я рассказал про кукушек, – это просто суеверие!
Но Хедвиг чувствует, как по спине пробежал ледяной холодок. А вдруг это не суеверие, вдруг Альфонс прав! Макс-Улоф всю зиму бродил по лесам и питался одним снегом. Вдруг ровно в эту секунду он упал костлявыми рёбрами на землю и испустил последний вздох? Почему ты не пришла за мной, Хедвиг? – возможно, подумал он перед смертью.
Когда Хедвиг возвращается из школы домой, папа уже складывает на поле костёр – он натаскал целую кучу хлама, чтобы спалить сегодня вечером. Костром в Вальпургиеву ночь встречают весёлый май.
– Привет, креветка! – говорит он. – Как дела?
– А это правда, что, если кукушка кукует на юге, то кто-то умрёт? – спрашивает Хедвиг.
Глаза у папы сияют.
– Неужели ты слышала кукушку? Так рано? – спрашивает он. – Вот здорово! И где?
– Да не важно, в школе, – бормочет Хедвиг и тащится в сад.
Папе невдомёк, как можно чего-то бояться. Взрослые считают, что все опасности – ерунда.
Под сенью большого клёна из земли торчат серые кресты. Это кладбище. В детстве Хедвиг хоронила здесь землероек и половинки дождевых червей. Тогда смерть казалась ей почти что забавной. Положив мёртвое животное в тачку, Хедвиг трижды торжественно обходила вокруг дома, а потом сворачивала под клён и рыла там могилку.
Теперь смерть не кажется ей забавной. Она ненавидит смерть и кукушку вместе с ней! С какой стати ей приспичило кричать на юге – глупая птица!
Но вот папа закончил возиться с костром. Волосы взмокли от пота.
– А теперь я хочу выпить пива, – говорит он, проходя мимо клёна. – Пошли домой?
