Вдруг она слышит, как кто-то кричит:
– Хедвиг!
Это Карл-Эрик.
– Хедвиг!
– Да-а! – кричит в ответ Хедвиг.
Сперва к ней подбегает собака Рони. Следом ковыляет Карл-Эрик. Под мышкой зажат костыль.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.
Хедвиг не может выдавить ни слова, она только плачет. Карл-Эрик замечает в зубах у Рони пакетик со сладостями.
– Батюшки мои, – говорит он. – Но что уж тут попишешь. Не было картошки, да?
– Ну да, почти, – шепчет Хедвиг и протягивает сдачу.
Карл-Эрик помогает ей встать. Они медленно плетутся обратно, бедняга Карл-Эрик и Хедвиг – ангел, которого послали за картошкой. Рони бежит перед ними, распустив хвост по ветру.
Потом они сидят на лавочке возле дома Карла-Эрика и жуют розовую жвачку.
Вдруг на дороге кто-то сигналит. Папа вернулся!
Он сворачивает во двор, позади «сааба» грохочет и дребезжит прицеп. Что-то громко колотится о его стенки: БУМ-БУМ! Хедвиг подпрыгивает от нетерпения.
– Что ты привёз? – спрашивает она.
Папа улыбается:
– Ну как, не скучали? Хедвиг себя хорошо вела?
Карл-Эрик кивает.
– Ещё как, – отвечает он. – Сама сходила в магазин за покупками.
– Молодец! – говорит папа.
– Угу, – говорит Карл-Эрик. – А то у меня тут как раз жвачка закончилась.
Папа недоумённо смотрит на него, но в стенку прицепа опять что-то стукается – БУМ! – и он забывает, о чём они говорили.
А потом раздаются удары… копыт. В прицепе кто-то нетерпеливо топает.
– Лошадь? – шепчет Хедвиг.
Папа насвистывает, Карл-Эрик хихикает. Он-то знает, что в прицепе, – это ясно.
Голова у Хедвиг идёт кругом. Неужели папа привёз лошадь? Неужели у него появились деньги? Хедвиг залезает на заднее сиденье «сааба». Ноги не слушаются её. Когда машина выезжает со двора, Хедвиг даже забывает помахать Карлу-Эрику. Она не может думать ни о чём, кроме как о прицепе. Кто же там стоит и бьёт копытом?
Папа едет очень осторожно, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида.
Лошадь, лошадь, лошадь. Сердце Хедвиг скачет галопом и рысью – никогда ещё поездка на машине не казалась ей такой бесконечной. Когда они въезжают на гравиевую дорожку, ведущую к дому, Хедвиг выпрыгивает из машины и кричит:
– Лошадь, лошадь! Наконец-то! Ура!
Папа разворачивается, дает задний ход и въезжает через калитку на пастбище.
– Ну, держись, – говорит он.
Папа поднимает щеколду на прицепе… Кто-то нервно бьёт копытом… Папа кладёт руку на дверцу… Открывает…
Но никто не выходит. Хедвиг ждёт секунду-другую. Потом осторожно подкрадывается ближе и заглядывает внутрь.
Внутри стоит кто-то очень костлявый. С макушки свисают длинные, как у кролика, уши. На кончике хвоста болтается грязная кисточка. Грива короткая и жёсткая. Карие овальные глаза рассматривают Хедвиг.
Хедвиг раскрыла рот. Это не лошадь.
Существо, которое никак не является лошадью, бьёт копытом, испускает злобный крик и обнажает зубы.
– Йииииии-ааааа!
И пулей вылетает из прицепа. Хедвиг смотрит, как оно бешено скачет по пастбищу.
– Осёл?
Папа гордо кивает.
Осёл. Вот что бывает, когда загадываешь желание не божьей коровке, а старому уставшему от жизни жуку-скрипуну. И теперь осёл переехал в «Дом на лугу», хотя, похоже, сам не сильно этому рад. Завидев уродца, словно восставшего из преисподней, овцы бросаются наутёк. А осёл, щёлкая зубами, скачет за ними.
Как же его зовут? Ах да, осла зовут Макс-Улоф.
Сказка о Максе-Улофе
Это о Максе-Улофе рассказал папе Карл-Эрик, когда позвонил ему по телефону. Макс-Улоф жил в нескольких милях от «Дома на лугу» у злого старикашки по имени Пэрсон. Пэрсон этот был жадный, как змей, и почти не давал Максу-Улофу овса. Однажды Пэрсон выносил из сортира бак с какашками, и, когда шёл по саду, дно у бака отвалилось и всё содержимое вылилось ему на ботинки. Почему-то ровно в эту секунду Макс-Улоф закричал. Пэрсон решил, будто осёл смеётся над ним, подошёл и как пнёт его под зад. С тех пор Макс-Улоф озверел. Папа позвонил Пэрсону и спросил, сколько стоит Макс-Улоф. Осёл стоил всего пятьсот крон.
– Несчастная животинка. Настрадался, горемыка, – говорит папа, когда они с Хедвиг несут Максу-Улофу овёс.
Сегодня понедельник, солнце только-только поднялось над забором у хлева.
– Но если с животными хорошо обращаться, – добавляет папа, – то можно кого угодно приручить. К тому же смотри, как здорово всё сложилось, теперь у тебя есть собственная почти что лошадь!
Почти что лошадь? Нет, почти что лошади у Хедвиг нет, уж это она точно знает! Лошадь – это лошадь! У лошади красивая гладкая шерсть и длинный шелковистый хвост. Лошадь нельзя не любить, и лошадь всегда будет любить тебя!
А осёл – просто глупая скотина! У осла жёсткая плешивая шкура и дурацкие кривые зубы. К тому же кто-нибудь хоть раз слышал про журналы, посвящённые ослам, и про наклейки с ослами, которыми можно обмениваться?
Сердце Хедвиг стучит от злости, а глаза щиплет от усталости, потому что в придачу ко всему Макс-Улоф всю ночь орал как безумный и не давал никому спать. Хедвиг так бы и швырнула ведро с овсом на землю. Как бы ей хотелось закричать, что нет у нее никакой почти лошади! Но папа такой довольный, он весь светится. Глаза его блестят. Папа, конечно, очень горд – ведь о собственной лошади он мог только мечтать.
На лугу ни единой овечки. Они ещё не оправились от шока. Наверно, отсиживаются где-нибудь в лесу.
Макс-Улоф стоит у калитки и размахивает хвостом.
– Йииииии-ааааа!
Папа даёт Хедвиг горбушку.
– Попробуй с ним подружиться.
Хедвиг морщит нос:
– Да ну, неохота.
– Попробуй, ведь он так же сильно боится тебя, как ты его, – говорит папа.
Хедвиг вздыхает. Она суёт горбушку ослу под нос. Макс-Улоф фыркает. И вместо горбушки принимается грызть забор. На занозы ему наплевать, вот такой он дурень.
– Ну пожалуйста, постарайся быть добрым! – говорит Хедвиг.
Добрым? Макс-Улоф вообще не добрый, он бешеный! Он испускает жуткий вопль и начинает носиться по кругу. Трава на кочках колышется, с верхушки осины испуганно срывается ворон.
