Всю дорогу, пока они едут домой, Хедвиг сидит молча и злится. Хаквад устал от танцев и спит. Раггары с мопедами сидят по домам. Всё спокойно и тихо.
Но, когда они подъезжают к дому, на пастбище, как всегда, раздаётся крик:
– Йиииии-аааа! Йиииии-аааа!
Это Макс-Улоф. Хочет знать, наверно, где они так долго пропадали.
Когда Хедвиг с мамой исчезают в доме, Макс-Улоф идёт к реке. Он ждёт, что вдалеке, над полями, снова увидит вспышку света. В прошлый раз это зрелище показалось ему довольно увлекательным. Он понятия не имеет, что Тони со своими спичками лежит дома и плюётся в ведро.
Каспер, Еспер и Лунный луч
Вообще-то, Макс-Улоф не одну ночь стоит у реки, мечтая увидеть огненный столп. Но об этом никто не догадывается. Да и о существовании самого Макса-Улофа мало кто знает. Легенда о соседе с тремя белыми лошадьми с каждым днём обрастает новыми подробностями. Хедвиг врёт как дышит. Стоит ей открыть рот, и язык сам плетёт новые выдумки о Каспере, Еспере и Лунном Луче. Так зовут лошадей Макса-Улофа. Теперь уже никому нет дела до Эллен с её толстой Крошкой. Хедвиг – самая счастливая девочка в классе.
Она ходит по двору королевой, а девчонки бегают за ней хвостиком.
– Ну пожа-а-алуйста, можно мне к тебе в гости? – просит Эллен.
– А мне-е-е? – просит Карин.
Хедвиг пожимает плечами:
– Не знаю, может быть.
Последней идёт Линда, пиная ногами камушки. Как же ей надоели эти лошади.
Однажды в ноябре все сидят в классе и рисуют. Хедвиг пытается изобразить лошадь, но почему-то у неё никак не получается. Уши расползаются в стороны и получаются длиннее, чем нужно. Глаза узкие, как щёлочки, ноги – узловатые и костлявые. Хедвиг стирает, рисует снова и снова стирает. Ну почему это так сложно!
Учитель сидит, положив ноги на стол. За окном ветер качает голые деревья. Иногда в стекло ударяются редкие капли.
Вдруг на парту Хедвиг падает записка. Хедвиг оборачивается.
– Это я, – шепчет Эллен.
Хедвиг отодвигает рисунок и разворачивает бумажку.
На перемене я тебе кое-что покажу,
– написано на ней.
Хедвиг опять оборачивается.
– Что? – спрашивает она.
Но Эллен качает головой, испуганно косясь на учителя.
– Увидишь.
Учитель напевает себе под нос и барабанит пальцами по коленкам. Он обожает рисование. Всё, что от него требуется на этом уроке, – это сидеть и довольно вздыхать, глядя на серое небо.
А ещё лучше то, что ему не нужно в такую погоду торчать на перемене под дождём. Дети надевают защитные штаны и непромокаемые варежки, которые промокают за пять минут. Повсюду ледяные лужи, на рябинах болтаются сморщенные грозди.
– Что ты хотела показать? – спрашивает Хедвиг, натягивая шапку на уши. Больше всего мороз любит кусать оттопыренные пятикроновые уши, как у неё.
Эллен смотрит по сторонам.
– Пойдем в сарай, – говорит она. – Чтобы учителя не увидели.
Они заворачивают за угол. Карин и другие девочки идут за ними, последней не спеша идёт Линда.
В сарае песок под ногами до сих пор сухой. Эллен суёт руку в карман.
– Никому не скажете? – шепчет она, глядя на девочек.
– Нет! – обещают они, переминаясь с ноги на ногу.
Эллен достаёт шесть блестящих коричневых квадратиков, завёрнутых в прозрачные бумажки.
– Ириски! – говорит Карин. – В школу нельзя приносить конфеты! Можно мне одну?
Все очень нервничают. Конфеты в школе есть запрещено, они это отлично знают.
Эллен впивается взглядом в Хедвиг.
– Хочешь? – спрашивает она.
У Хедвиг засосало под ложечкой.
– Да, – говорит она.
Получив ириску, Хедвиг тут же срывает обёртку. Конфета тает во рту, как масло, только медленнее, и тепло и мягко стекает в горло.
– Вкусно? – спрашивает Эллен.
Хедвиг кивает. От ириски во рту ничего не осталось. У Эллен в руке ещё пять конфет.
– Я дам тебе ещё одну, если ты позовёшь меня в гости познакомиться с Максом-Улофом, – говорит Эллен, протягивая Хедвиг аппетитный квадратик.
Хедвиг сглатывает. Это невозможно. Она не может пригласить Эллен.
– Нет, – говорит она, качая головой.
Тогда Эллен протягивает ей ещё две конфеты.
– А если я дам тебе три? – предлагает она. – Целых три штуки!
Хедвиг не знает, что делать. Внутри идёт борьба: «Бери!» – кричит живот. «Остановись! Одумайся!» – кричит мозг.
Хедвиг голодным взглядом смотрит на ириски… И, когда она наконец говорит «нет», сердце её чуть не рвётся на куски.
Эллен закатывает глаза:
– Но почему? Почему никому никогда нельзя увидеть этого Макса-Улофа?
– Вот именно! – говорит Карин. – Мы тебя столько раз просили!
Хедвиг холодеет. Все девочки смотрят на неё. Даже Линда, которая стоит прислонясь к стене сарайчика, буравит её своими голубыми глазами.
– Потому что он… заболел, – отвечает Хедвиг.
– Заболел? – Эллен приподнимает брови.
– Ага. Грипп. Даже с постели встать не может.
Эллен вздыхает и кладёт ириски обратно в карман.
– Подожди! – говорит Хедвиг. – Если… если отдашь мне все, тогда я тебя как-нибудь позову.
Эллен колеблется:
– Все? Все пять?
Хедвиг кивает. Эти ириски просто свели её с ума.
– Хотя бы одну оставить можно? – спрашивает Эллен.
– Тогда ничего не выйдет, – отвечает Хедвиг, почти мечтая о том, чтобы Эллен оставила конфеты себе.
Но Эллен обречённо протягивает ей все пять ирисок. И Хедвиг обречённо их берёт.
– О’кей, – сухо говорит она. – Договорились.
Потом срывает обёртку и запихивает ириску в рот. И, не успев проглотить, суёт в рот ещё одну. Она должна съесть все, прямо сейчас, чтобы никогда их больше не видеть.
– Не забудь, – говорит Эллен. – Ты обещала познакомить меня с Максом-Улофом.
– Да, когда он поправится, – потупясь, бормочет Хедвиг.
– И с Каспером, Еспером и Лунным Лучом!
– Да, да, – говорит Хедвиг и выходит на улицу, где воет и свирепствует ветер.
Линда идёт за ней. Ириски жгут ладонь, Хедвиг ненавидит их.
