Официальное объявление о конце эпидемии отличается, скажем, от подписания капитуляции во время войны. Последнюю подписывает побежденный враг, который принадлежит тому же виду, что и победитель, вирус — нет. Вирус ничего не подписывает, он либо уходит, либо остается, с ним, даже в отличие от дьявола, нельзя подписать соглашения. Чтобы от него освободиться, можно было бы задействовать магию — в архаических обществах так бы и поступили, — которая типологически схожа с вирусом: она распространяется и действует вне контроля разума. Однако современные общества отучились от чувства магического, что не означает отсутствия желания у современного человека найти защиту от угрозы в магических практиках. К слову, это одна из главных причин успеха эпопеи о Гарри Поттере Дж. Роулинг.
Этим вирус радикально отличается от войны, которую люди ведут друг с другом. Поэтому неправы те, кто, например, как управляющий партнер «А1» Андрей Елинсон, считает, что коронавирус сегодня — «не что иное, как Третья мировая война в том единственном виде, в котором она возможна сегодня»
[21]. Война не может вестись против «неразум ного» врага, если мы только не употребляем это слово в метафорическом смысле, потому что война предполагает цель: нет цели, нет и войны. У коронавируса нет «цели» перезаразить человечество, наказать его за грехи или вовсе уничтожить, такие версии можно слышать из уст сильно верующих, но при этом не забывающих себя клиров, или совсем набожных прихожан.
Вирус выполняет свою эволюционную функцию, которая нам до конца не ясна, и до наших грехов или невинности ему нет никакого дела. Но справедливо то, что такая мировая угроза должна объединять разные народы и страны, что пока не очень-то происходит. Если сравнить со стихийными бедствиями, как землетрясение или цунами, то они объединяли людей гораздо больше, многие страны не задумываясь присылали своих спецов с собаками, медикаменты, провизию и проч., чтобы облегчить участь пострадавших. С вирусом, как мы видели, это не так. Каждый стремится закрыться от другого, самоизолироваться и бороться с опасностью в одиночку. И это объясняется не только тем, что вирус заразный, а землетрясение нет. Есть и другая причина: вирус невидим или невизуален, в отличие от природных катаклизмов, он не устраивает спектакля; его воздействие кажется глобальным, и во многом оно таковое и есть, но при этом вирус глубоко индивидуален, вернее — он индивидуализирует своего «хозяина». Человек с вирусом — это уже другое «я», социально редуцированное путем изоляции или подозрения на то, что тело является носителем инфекции.
У любого человека есть два «я»: одно «я» — молочное, оно возникает с рождением и исчезает в достаточно раннем возрасте, подобно молочным зубам. Второе «я» — социальное. Строго говоря, молочное «я» не столько даже исчезает, сколько полностью заслоняется социальным и доступ к нему человек может получить только либо путем особых ментальных практик, в том числе феноменологической редукции (хотя не полностью), либо в результате сильного стресса, способного сотрясти конструкцию социального «я». В случае с панмедией, как коронавирус, социальное «я» на время нейтрализуется, и человек испытывает неудобство и шок от необходимости встречи со своим молочным «я», что подавляющему большинству людей совершенно не нужно. Социум сконструирован таким образом, чтобы молочное «я» было всегда бессознательным или полусознательным источником стеснения и страха, слабости и презрения к самому себе.
Если безвирусное тело принадлежит «я» — социуму и осознается как часть всеобщего, не суть насколько оно этим социумом рассматривается полезным или бесполезным, то тело с вирусом — это, перефразируя название известной книги немецкого философа Макса Штирнера, единственный без его собственности. Единственный, теряющий свое тело, а вместе с ним и свою социальность, даже если он противостоит последней в здоровом состоянии. У социальности, подобно субатомным частицам, может быть как положительный, так и отрицательный заряд.
Нам только кажется, что вирус объединяет вокруг неизвестной опасности, от него исходящей, потому что мы принимаем его за обычного врага или, умудреные фантастическими фильмами о вторжении инопланетян, рассматриваем его как рациональную, но нам пока неведомую силу зла. Ошибка такого подхода состоит в том, что мы переносим качества исторического (или фантастического) врага, мобилизующего сопротивление, на бесклеточный организм. Делая это, мы превращаем во врага свое собственное «я», которое попадает в тупик подозрения и начинает подозревать самое себя, генерируя другой вирус — COVID-1937.
COVID-1937
Когда недавно Италия, оказавшаяся фактически безоружной перед распространением эпидемии (без защитных масок, аппаратов для искусственной вентиляции легких и проч.), запросила помощи у Евросоюза — ее, как говорила Фаина Раневская, послали на хуй.
«Масок нет, но вы держитесь!» — сказал Евросоюз Италии. Страну-сестру оставили складывать трупы, особенно в такой оказавшейся уязвимой итальянской области, как Ломбардия. К концу февраля 2020-го там зафиксировали около двадцати случаев заражения, далее вирус быстро пошел на север страны, после чего власти объявили о карантине. В считанные недели Италия заняла второе место, уступив Китаю, по количеству зараженных коронавирусом, а уже в марте этого года в колыбеле Европы было зарегистрировано более 40 тыс. случаев заражения. На призывы о помощи Паоло Гримольди, депутата Совета Европы от консервативной партии «Лига Севера за независимость Падании» (Lega Nord per l’Indipendenza della Padania), откликнулась Россия и Китай. 22 марта из Москвы в Италию вылетел первый грузовой самолет с необходимым оборудованием, таких самолетов планировалось послать четырнадцать. Китай со своей стороны отправил только в Италию 1 тыс. вентиляторов, 2 млн масок, 20 тыс. защитных костюмов и прочего добра для борьбы с эпидемией. Заместитель начальника Управления гражданской авиации Китая Люй Эрсюэ сообщил, что на период до 1 апреля 2020 года они оказали помощь сорока странам, включая США, поставивив 2653 тонны грузов для борьбы с эпидемией.
После вспышки коронавируса в самой Поднебесной начались сборы пожертвований, и в шестидесятимиллионную Ухань потекли деньги как от рядовых граждан, так и от интернет-корпораций. Alibaba создала фонд поддержки пострадавших, вложив в него 1 млрд юаней для покупки медицинского оборудования и столько на поддержание сельхозпроизводителей, а всего к концу января общими усилиям было собрано 13 мрлд юаней для фронтальной помощи пострадавшим. Нельзя не признать и другие интересные решения Китая в эпоху Вейчжи (кризиса): помощь малому и среднему безнесу, снижение операционных расходов онлайновых платформ, выдача беспрецедентных кредитов торговцам из провинци Хубэй и другие мероприятия, как система уведомления о локальных эпицентрах болезни.
При всем том нельзя исключать, что в период разгара эпидемии Китай делился с миром не всей известной ему информацией, что, впрочем, не снимает ответственности за неоправданные упреки в адрес Поднебесной со стороны западных СМИ. Так, например, австралийские средства массовой информации обвинили Китай в сокрытии контагиозности коронавируса от человека к человеку до 20 января 2020 года. Это неверно. То же самое делала ВОЗ, несмотря на официальные запросы из Гонконга по этому поводу. Недавно группа французских ученых опубликовала статью, в которой на основе тщательного анализа данных доказывается, что вирус попал во Францию значительно раньше, чем об этом официально заявляли
[22]. Остается вопрос: идет ли речь об одном и том же штамме или о разных? Если COVID-19 имеет не одну, а несколько точек исхода, то в этом случае придется радикально пересматривать динамику его распространения. Что будет иметь прямые политические последствия.
