В Советском Союзе брежневской эпохи свободы слова было больше. В форме юмора и сатиры допускалась критика отдельных, а на самом деле довольно многих аспектов развитого социализма. Известные комедии, того же Эльдара Рязанова, могли пропускать через ножницы, но не запрещали. Комики были в почете, за анекдоты про самого Брежнева публично каяться не заставляли.
«Унесенные ветром» — не просто культовый фильм, это национальный этиологический миф, описывающий паттерны того, что мы называем «Америка». Цензурирование этой ленты — не просто очередной зигзаг террора политической корректности, своего рода эстетического маккартизма, не оставляющего сомнений в том, что Голливуд — политическая фабрика, мощности которой, несомненно, позавидовал бы Идеологический отдел ЦК КПСС, — это нечто большее и тревожащее. Цензура мифа или его развенчание (что в данном случае две стороны одной медали) — это всегда начало революции, большего или меньшего масштаба. Вспомним горбачевскую Перестройку: снятие сакрального статуса с этиологических советских мифов и фигур (Сталин, Ленин и т. п.) в считанные годы привело к развалу страны в целом.
Можно предположить, что революция 1990-го в России — пролог к революции в Америке. Пролог, потому что, как ни странно это может показаться, история США и СССР — России синхронизированы, тому есть масса примеров, которые я подробнее разбираю в «Оптимальном социуме» (2019).
Протестантский мазохизм
Цензура фильма Флеминга — один из эпизодов начала революции в Америке. Другие — это война с памятниками, новая волна иконоклазма, набирающая обороты каждый день. 10 июня, по сообщению телеканала WRIC, в Ричмонде (штат Виргиния), протестующие снесли памятник Христофору Колумбу, снесли его и в городе Сент-Пол (штат Миннесота) под ликование толпы; протестующие снесли и осквернили памятник Уильямсу Картеру Уикхему, американскому военному и политику времен гражданской войны, чей предок, генерал Томас Нельсон мл., был одним из подписантов Декларации независимости; в Портсмуте обезглавили четыре статуи у Монумента Конфедерации. Недавно Джордж Шеперд (белый), профессор права в Emory Law School, предложил стереть барельеф на Стоун-Маунтин, одна из гор Аппалачей, огромный монолит в штате Джорджия. На барельефе изображены трое лидеров Конфедерации: Джефферсон Дэвис, генералы Роберт Ли и Томас Джексон на их лошадях. Шеперд аргументировал это свое столь своевременное предложение тем, что барельеф носит педагогический характер и, следовательно, так же, как и «Унесенные ветром», прославляет эпоху рабовладения.
Иконоклазм начался и в Англии, стране наиболее близкой США по духу: на памятнике Уинстону Черчиллю написали «was a racist», также в расисты попала королева Виктория и Гарри Тэйт, коллекционер искусства и создатель самой известной картинной галереи. На очереди — адмирал Нельсон, который сам рабовладельцем не был, но защищал таковых. Россия начала 1990-х годов со сносом памятников советским вождям и чекистам, начиная с Феликса Дзержинского, снова, как когда-то в 1917-м, оказалась революционным авангардом. Однако, при кажущейся схожести этих процессов, между российским и американским иконоклазмом есть важное различие: в России уничтожали настоящее, тот же Дзержинский и его ведомство не были только для многих ненавистной историей; в Америке расправляются именно с историей, поскольку реального (государственного) расизма в США, конечно, нет. И это крайне интересно: война против истории в стране, где, если верить Фукуяме и его последователям, история закончилась. На метаполитическом уровне происходящее в Америке — это reboot, перезапуск истории.
Кроме классических аспектов революции, волнения в Америке открыли то, что можно было бы назвать «протестантским мазохизмом», о котором забыл или не подозревал Макс Вебер, связавший почти в математической формуле протестантизм и капитализм. Повальное коленопреклонение белых перед черными, включая политических деятелей, как, например, премьер-министр Канады Джастин Трюдо, публичное омовение черных ног белыми руками и т. п. Что это? Современная форма средневековой флагелляции, когда члены нищенствующих христианских орденов колесили по Европе, хлестая себя плетьми? Едва ли. Создание из Флойда «черного Христа» (точнее было бы сказать — «черного Мартина Лютера»), а из афроамериканского населения — его апостолов, на самом деле попытка провести своего рода революцию вины.
Все белые должны ощутить себя виноватыми за расизм, необходимо национальное покаяние. Социальный психолог Пол Уотчел склонен считать, что речь скорее идет о «либеральной вине», которая, по его мнению, на более глубоких психологических стратах присуща и консерваторам
[85]. Однако существует важный нюанс: вина — мощный инструмент, при помощи которого можно ослабить социальный иммунитет населения. Политическая вина, о которой пишет Уотчел, отнюдь не тождественна вине психологической, чувству вины за некое совершенное злодеяние или поступок. Когда конкретный человек сам признает свою неправоту и раскаивается в каком-то совершенном им поступке, он как суверенный субъект осознает свою вину. Политическая же вина не предполагает конкретного субъекта, и вообще субъекта, она сама становится субъектом, полностью замещая последний, его сознание и его волю. Человек, пребывающий в такой политической вине, лишенный своего сознания и воли, с ослабленным до предела социальным иммунитетом, подобно тому, как тот же Covid-19 ослабляет биологическую защиту, более не способен к сопротивлению.
При таком ослабленном иммунитете Трампу будет гораздо сложнее или почти невозможно осуществить свою революцию «сверху» (об этом ниже). Здесь лишь отмечу следующее: Covid коленопреклонения отсылает к глубинному протестантскому мазохизму, принявшему именно в Америке особые формы, и который дал возможность культивировать в этой стране политическую вину. Почему? Потому что доктринально Америка — это страна Библии, это мессианская страна, которая должна повести за собой весь мир, еще точнее — это Библия, превратившаяся в географическую территорию. История закончилась в Америке, следовательно, здесь же и произойдет Спасение. Вина одного — вина всех.
Черная раса vs. белая политика
Одно дело, когда «десяти негритятам» (аллюзия на роман Агаты Кристи) или «великолепной семерке» белых ковбоев дают возможность пограбить магазины Гуччи или Луи Виттон на Манхэттене, а заодно и приодеться. Такие забавы возместят страховые компании и все быстро забудут об инциденте. Но совсем другое дело, когда толпа крушит памятники людям, которые создавали эту страну, когда цензуре подвергается сам этиологический миф страны и полиция вместе с политиками и лояльными гражданами встает на колени в память о человеке с уголовным прошлым. При этом многие ангажированные комментаторы уповают на статистику: полиция притесняет черных больше, что, конечно, далеко от истины. Согласно официальным статистическим данным, случаи убийств полицейскими белых нарушителей в разы больше, чем черных. Так, в 2020 году (по состоянию на 4 июня) из 429 гражданских только 88 оказались черного цвета кожи
[86]. Сама по себе эта статистика не говорит об отсутствии расизма, который, вне сомнений, существует на уровне «личных предпочтений», но при этом не является государственной политикой.
