Если взять пример из шаманизма якутов, народа, живущего на противоположном краю Земли, то у них есть божества айыы, чья благосклонность к человеку крайне желательна. Айыы — добрые божества, от них зависит качество жизни, потомство и многое другое, они же защитники рода, но, как и все прочие сверхестественные сущности, нуждаются в поклонении и жертвоприношениях. Связь с ними осуществляют айыы ойууна — белые шаманы; в отличие от своих «коллег» из Африки или Новой Гвинеи, они не впадают в экстатическое состояние, не «умирают» на время, а, подобно профессиональным жрецам, приносят для айыы в жертву скот, исполняют необходимые ритуалы. Примеры можно приводить и приводить, но при всем разнообразии шаманских практик у разных народов одна общая черта остается неизменной: свое сознание и все свои действия шаман держит полностью под контролем, чего не скажешь о больном шизофренией.
Несмотря на возможные (и во многом оправданные) параллели между шизофренией, с одной стороны, и мифологией, магическим мышлением, поэтическим и художественным творчеством — с другой, шизофрения, как представляется, не может быть сведена ни к одному из них. Также маловероятно, что при помощи мифологических или художественных практик можно полностью объяснить рассматриваемый феномен, раскрыв его истинную природу. Очевидно, что для решения данной проблемы требуется метод, выходящий за пределы и чисто психиатрической науки, и исключительно философских спекуляций. Нужна теория, которая бы инкорпорировала в себя как строгость и богатство клинических наблюдений, так и методы гуманитарных дисциплин. Это может быть и путь к новой теории сознания, которая, если она претендует на полноту, будет рассматривать сознание и в его болезненных формах.
Бред и психозы: формы безумия или механизм культуры?
(Диалог с психиатром Виктором Самохваловым 2)
1. Бред, иллюзии, галлюцинации. История и современность
Виктор Самохвалов. Вопрос о бреде напрямую связан с необходимостью пересмотра проблем как общей психопатологии, так и психологии психических функций. Хотя, конечно, феноменология пока остается основой дискрипции в психиатрии. Но при этом существуют и другие попытки, например, описание психического состояния на основе объективизации поведения или нейровизуализации.
Условно намеченные ранее границы между определениями сознания, памяти, мышления, инстинкта и т. д. под влиянием технологической эволюции стали теперь совсем неразличимыми, уже не говоря о понятиях личности, смысле и так называемой духовности. Думается, что это не является результатом (нео) — постмодернизма, но он сам является следствием происходящих изменений. Связь всего со всем приобрела уже не мыслимую, а технологическую ризому.
Когда я спрашиваю пациента подростка, знает ли он что такое любовь и переживал ли он нечто подобное, он отвечает: «нужно погуглить». Другой пример: один коллега из Санкт-Петербурга устроился на работу психиатром на испытательный срок до сдачи экзамена в психиатрическую клинику в Германии. На мой вопрос: «как же ты ведешь прием, ведь только несколько месяцев учишь немецкий?» — он ответил: «если не понимаю, о чем говорит пациент, то определяю это как бред!». Сами классические определения бреда, существующие во всех учебниках, давно вызывают сомнения.
Бредом считаются ложные умозаключения, возникающие на болезненной основе и не подвергающиеся критике. Здесь теперь все сомнительно, если нет явного абсурда, но и он вдруг оказывается не ложью, а истиной. Ложь требует расследования, но обычно она принимается на веру не только психиатром, но и окружающими в стиле «этого не может быть». Одна моя пациентка видела следы призраков в своей квартире и ощущала последствия их энергетического воздействия, но это не было ложным умозаключением, так как имитация воздействия была связана с манипуляциями мужа, который хотел от нее избавиться. Многие считают мир зла реально существующим, но пациенты часто считают, что зло обитает в конкретной стране, и приводят ссылки из СМИ.
В зависимости от включенности в пропаганду их приходиться считать либо правдивыми, либо ложными. Обычно под болезненной основой понимают наличие галлюцинаций, изменение настроения, соматические симптомы или социальный, и в том числе информационный, стресс, который приводит к истощению. Но разве остались страны, в которых сегодня подобный стресс отсутствует? Все — от смога и нечистой воды до политики — может считаться болезненной основой. Отсутствие критики, то есть непроницаемость для иной интерпретации, и тоже, кстати, отказ считать происходящее болезненным проявлением.
Чезаре Ломброзо считал безумной и абсурдной возможность развития плода вне тела матери, а теперь это ежедневная практика экстракорпорального оплодотворения. Один мой пациент с идеями ревности считал, что тайный любовник посылает психоэнергетический половой член для связи с его супругой. Очевидный абсурд, да! если бы не определенные параллели с тантризмом, о котором пациент ничего не знал или современные виды оружия, способного летать без пилота и т. п.
Аркадий Недель. Вы правы, любая попытка определить бред крайне сложна (если не обречена на провал), так как, с одной стороны, это понятие настолько вошло в повседневный язык и, соответственно, обрасло его семантикой, что любое определение окажется недостаточным; с другой стороны, довольно сложно отличить «шизофренический бред» от квази-религиозных форм сознания, сновидений, околосмертных видений или видений, вызванных алкалоидами типа ДМТ или аяуаски.
И тем не менее, мне представляется, что, несмотря на немалое количество попыток дать определение бреду, это важно сделать сегодня снова, поскольку у нас за плечами не только огромный опыт наук ХХ века, и гуманитарных в том числе, но и новые эпистемологические картины мира, где границы между разумностью и бредовыми идеями весьма размыты. Иными словами, так или иначе нам придется включить понятие «бреда» в общую теорию сознания, если мы хотим, чтобы она была полной или, по крайней мере, претендовала на полноту.
В «Общей психопатологии» Ясперс определял бред (если вкратце) как несоответствующие реальности представления, не подлежащие коррекции, но при этом он отдавал себе отчет в том, что самой сущности бреда его определение не затрагивает. Как бы то ни было, это определение, данной им в 1913 году (в этом же году вышло главное сочинение Эдмунда Гуссерля «Идеи 1», где он сформулировал новую теорию трансцендентального субъекта), — устарело. И устарело оно, на мой взгляд, потому что «несоответствие реальности» в наши дни является как минимум сомнительным критерием. «Не соответствовала реальности» классическая механика Ньютона, если говорить о ньютоновском представлении о природе пространства и времени; «не соответствовало реальности» наше представление о микромире до появления квантовой механики, а сейчас, возможно, «не соответствут реальности» и ряд ее постулатов (несмотря на то, что она работает), если теория струн все же окажется верной, что пока нет никакой возможности проверить.
Сам же термин «реальность» уже давно поставлен под сомнение, вернее — ему отказано в статусе критерия истины по понятным причинам. В психиатрии, как мы помним, это еще сделал Вильгельм Гризингер (1818–1868), когда говорил о сущности галлюцинации. Скажем, у психически здорового человека возникает такая галлюцинация, при которой он не может отличить реальность от нереальности, и все его ощущения — а именно их Гризингер считал ответственными за все галлюцинации — говорят ему об истинности переживаемого, то тогда это и есть самая настоящая реальность. Или, если кто-то слышит голоса, и он слышит их настолько отчетливо и ясно, что голос врача, который, предположим, просит пациента назвать ему свое имя, ничуть не более реален, чем те, другие голоса, то тогда что для такого человека реальность?
