В том же году в Нидерландах французы, внезапно вторгнувшись почти одновременно с объявлением войны, разбили испанские войска под Намюром и пошли на соединение с принцем Оранским в Маастрихте; однако он не спешил соединиться с ними, а Генеральные штаты неблагодарно предложили французам оставить Фландрию в покое и заняться Испанией. Поведение осторожных голландцев вызывалось скорее политическим благоразумием, нежели военной нерадивостью, но оно привело к весьма нежелательным и даже губительным последствиям. Безусловно, трудно было провести черту между сдерживанием испанцев и войной на их уничтожение, но Фредерик-Генрих Оранский категорически недооценил ни рвения, ни популярности кардинала-инфанта. Еще до конца года французы во гневе удалились, и Фредерик-Генрих обнаружил, что потерял Диет, Гох, Геннеп, Лимбург и Шенкеншанс. Таким образом, его границы оказались под угрозой в трех местах, а Маастрихт, его самое ценное завоевание, был почти отрезан.
Французское оружие добилось большего успеха на юге, где Ришелье снова обдумывал создание Северо-Итальянской лиги для борьбы с испанцами и осуществил два успешных вторжения – в Франш-Конте и в Вальтеллину. Вторым командовал Роган, бывший вождь партии гугенотов, чье вероисповедание, по расчетам, должно было расположить к нему протестантских противников испанцев в Граубюндене. Ожидания оправдались, ибо швейцарцы под предводительством одного из своих пасторов, непримиримого Юрга Енача, поднялись и пошли завоевывать и обращать Вальтеллину. Из Тироля и Милана войска были посланы занять ключевую позицию; потерпев поражение подряд в четырех боях, они оставили хозяином долины Рогана от имени швейцарского пастора и французского короля. Но это было единственное выдающееся достижение 1635 года, и Ришелье гораздо больше обязан им личным качествам, энтузиазму и религиозной принадлежности Рогана, нежели своим войскам.
Дипломатия кардинала и его политические амбиции не соответствовали военной мощи страны. Понимая это, он как можно дольше старался избегать открытой войны. Когда же она стала неизбежной, он убеждал Фекьера набрать войска для него в Германии, жалуясь на то, что французские войска ненадежны, плохо обучены, склонны к дезертирству и в основном состоят из протестантов. Еще одну трудность представляла знать; поскольку еще сохранялась феодальная концепция армии, трудно было вести войну так, чтобы не увеличивать могущество любого молодого дворянина, который решил набрать отряд или даже целый полк на своих землях, и дворянство как класс, особенно молодое, было проклятием для Ришелье. Он опасался новой вспышки их претензий к монархии. Кроме того, из них выходили слишком своенравные офицеры. Один молодой дворянин, которому сказали, что королю будет доложено о плохом состоянии его роты, ударил своего командующего по голове и заявил: «Доложите-ка королю вот об этом». С такими войсками Ришелье не мог противостоять Габсбургам с их испанской армией.
С 1633 года он пытался переманить к себе Бернгарда Саксен-Веймарского. Как всегда, его действия преследовали и политические, и военные цели; Фекьер предупредил его, что германские князья с подозрением относятся к французской агрессии на Рейне, и кардинал полагал, что с германским военачальником он будет для них более желанным союзником, чем если просто пошлет на войну французских маршалов.
Бернгард отверг предложения Ришелье в 1633 году, поскольку посчитал их недостаточно выгодными. В 1635 году он оказался более уступчивым; после битвы при Нёрдлингене он распрощался со своим Франконским герцогством и понимал, что теперь уже не Оксеншерна, а Ришелье может дать ему что-то взамен. И он уже решил, что именно, – ландграфство Эльзас. Его притязания вполне соответствовали замыслам Ришелье, поскольку Эльзас, завоеванный германским полководцем, состоящим на содержании у Франции, устраивал его не меньше, чем Эльзас, завоеванный французскими войсками, притом что такая несущественная разница успокоит недоверие германских союзников. К июню 1635 года он уже распустил слухи о том, что французское правительство предназначило Эльзас в награду Бернгарду.
Вести дела с Саксен-Веймарским было нелегко, хотя обе стороны горячо стремились к взаимопониманию. Бернгард подозрительно относился к французской скрытности и с таким же удовольствием, как и шведский король, разглашал во всеуслышание тайные предложения французского правительства. Как-то вечером, когда Бернгард объезжал лагерь с несколькими подчиненными, Фекьер улучил минуту, когда тот немного отошел от спутников, и вполголоса передал ему предложение военных субсидий и последующего вознаграждения. К изумлению дипломата, Бернгард громогласно объявил, что рад готовности французского правительства оказать ему помощь и ловит его на слове, поскольку его люди, разумеется, заслуживают некоторой компенсации. Как ни был прямолинеен этот метод, он оказался на удивление ловким и эффективным; о предложении Ришелье вскоре стало известно всей армии, так что отступать уже было невозможно, а то, что Бернгард так хитроумно не забыл про интересы и заслуги своих людей, естественно, укрепило его авторитет в войсках. Для главаря наемников хорошая репутация среди солдат стоит дороже золота.
Летняя кампания закончилась еще до подписания договора. Бернгард с контингентом французских вспомогательных войск под началом кардинала де ла Валетта переправился через Рейн у Майнца, но был вынужден на зиму вновь вернуться на левый берег, поскольку Бернгард, не преувеличивая, утверждал, что его командиры грозятся дезертировать, а рядовые – поднять бунт из-за нехватки денег. Ситуация сложилась тяжелая, но полководцу хватило ума и дипломатических способностей, чтобы воспользоваться ею для того, чтобы добиться еще более выгодных условий от правительства Франции. Ришелье уже не мог позволить себе торговаться и в октябре 1635 года подписал с Бернгардом договор, который затем, после их личной встречи в Париже, был дополнен и ратифицирован: Бернгард обязуется содержать армию численностью 18 тысяч человек – 6 тысяч конницы и 12 тысяч пехоты, – на что французское правительство обещает выплачивать ему по 4 миллиона ливров в год, а также личное пособие в размере 200 тысяч, а кроме того, назначает его верховным командующим над всеми вспомогательными войсками, которые еще могут прислать французы. Мир не должен заключаться до тех пор, пока он не получит полного возмещения понесенных убытков, вдобавок в качестве вознаграждения ему полагался ежегодный пенсион в размере 150 тысяч ливров и, по секретному условию, графство Хагенау (Агно) и ландграфство Эльзас. Было не совсем ясно, будут ли владения Бернгарда полностью независимы, но, поскольку французское правительство не имело прав распоряжаться имперскими землями, помимо завоеванных, очевидным представлялось одно толкование: Бернгард должен завоевать Эльзас для Франции и владеть им от ее имени. Во всяком случае, такого мнения придерживался Ришелье, а Бернгард позднее продемонстрирует несколько иную интерпретацию. Другой секретный пункт обязывал военачальника подчиняться приказам из Парижа до конца войны. Изобретательный Ришелье принял дополнительные меры предосторожности: попытался устроить брак своего нового союзника с дочерью Рогана и обратить их обоих в католическую веру. Такой комбинацией он бы отделил Бернгарда от его непримиримого германизма и объединил его с французским дворянством; но Бернгард, похоже, не поддался на этот план и разве что раз-другой сопроводил девушку в театр, да и точка.
