Отношение Бернгарда к договору – одна из тех проблем, которые не дают покоя националистам в последние сто лет. Возможно, у Бернгарда был план освободить Эльзас, как раньше Франконию, от иноземного влияния и создать в них германскую партию на основе собственного владения этими территориями. Историку остается лишь гадать, почему у него, как и у Валленштейна, карьера внезапно закончилась еще до осуществления планов. Бернгард прекрасно осознавал свою национальную принадлежность и, по крайней мере теоретически, свой долг по отношению к ней. Он был набожен, дисциплинирован, деспотичен – эти качества легко внушают их обладателю веру в собственное предназначение, которая часто встречается среди фанатичных лидеров. Весьма возможно, он и считал своей миссией освобождение и объединение Германии. Однако сохранившиеся свидетельства неубедительны, и многие из них как минимум поддаются иному толкованию. Будучи по роду занятий командиром одной из тех опасных разноязыких группировок, какой была наемная армия, Бернгард обладал по крайней мере некоторыми качествами лидера наемников. Больше похожий на Мансфельда, чем на Валленштейна, в части скромных личных средств, младший сын в семье, безземельный дворянин, он жадно стремился к личному обогащению. Франкония и Эльзас, быть может, значили для него больше, чем Хагенау (Агно) для Мансфельда, хотя этому нет никаких доказательств. Две эти черты в политике Бернгарда отнюдь не являются несовместимыми; на протяжении всей истории человечества патриот часто превращался в авантюриста, авантюрист – в патриота, и сам Бернгард, пожалуй, не был в полной мере ни тем ни другим.
Теперь Ришелье располагал такой же армией, какая была у Фердинанда II, когда он нанял Валленштейна. Он не мог полностью положиться на нее и, уж конечно, не мог командовать ею по собственному усмотрению, однако он мог быть совершенно уверен, что этот солдат удачи не станет делать ничего в ущерб собственному будущему и постарается обеспечить успех тому правительству, от которого рассчитывает получить награду. Единственная серьезная опасность заключалась в неспособности Ришелье найти средства для выполнения своей части контракта. Администрация кардинала добилась блестящих успехов во многих сферах, кроме финансовой. Он не отличался талантом распределять доходы и к тому же обнаружил, что привилегии и обычаи напускали слишком густого туману на французские финансы, развеять который было нелегко. Вследствие этого теперь, когда ему пришлось взвалить на себя главное бремя войны и содержать армии на границах с Фландрией, Италией и Испанией, а также платить Бернгарду и сторожить морские побережья, у кардинала не осталось иных способов найти ресурсы, кроме как поднять налоги.
Налоги во Франции в значительной мере собирались за счет беднейшего и упрямейшего класса в стране – крестьянства, оно составляло подавляющее большинство населения и было опорой, на которой держалась страна. Бережливые, трудолюбивые и несговорчивые, крестьяне не терпели угнетения. Еще в 1630 году из-за налогов вспыхнули беспорядки в Дижоне, в 1631 году – в Провансе, в 1632 году – в Лионе. Начиная с 1635 года бунты усилились и участились в Бордо, на всей территории Гаскони и Перигора, в Анжу и Нормандии. Это неизбежно истощало ресурсы правительства и отвлекало войска, которые должны были охранять границы. Жалобы Бернгарда, которому не выплачивали субсидии и не присылали военных подкреплений, встречали одни только пустые обещания помочь.
Слабость Франции побудила Максимилиана Баварского снова выступить с политической инициативой. Он указал императору на то, что скорейшее нападение на Париж с большой вероятностью заставит кардинала договориться и положит конец войне. Поначалу этот план приняли с недоверием, но в конце концов его с энтузиазмом поддержал кардинал-инфант. В середине лета 1636 года он попросил Максимилиана прислать к нему Иоганна фон Верта и лучших баварских кавалеристов для совместных боевых действий с его войсками в Пикардии, в то время как Фердинанд договорился с Галласом об одновременном вторжении во Франш-Конте.
Своим промедлением кардинал-инфант, к сожалению, едва не погубил замысел. Верт, думая, что план отложен, не позаботился привести экипировку своих войск в боеготовое состояние. Тем не менее он соединился с кардиналом-инфантом у города Ла-Капель, и они, имея вместе армию в тридцать две тысячи человек, вторглись в Пикардию. Они совместно овладели территорией между Соммой и Уазой и заставили защитников Франции отступить к Парижу. 14 августа имперцы заняли важную крепость Корби восточнее Амьена на дороге в столицу.
На юге Галлае при содействии Карла Лотарингского двинулся через горный проход у Бельфора и занял весь Франш-Конте. Между тем Верт, опередив основную часть армии, взял Руа и Мондидье и дошел до Компьеня. Париж охватило смятение. На Ришелье посыпались упреки, а ближайшие ко двору вельможи предсказывали его скорый крах, но кардиналу вместе с его сюзереном удалось вернуть себе популярность в момент кризиса. Кардинал, который непрерывно смотрел в лицо опасности, сумел отвоевать благосклонность толпы, быстро приняв меры по обороне города, а король лично выехал к войскам в Санлис, готовый погибнуть, защищая свой народ.
Однако наступление внезапно прекратилось, поскольку Бернгард Саксен-Веймарский остановил Галласа между Шамплитом и Лангром и удерживал его там до тех пор, пока войска Галласа не начали таять из-за дезертирства и чумы и весть о наступлении шведов в Бранденбурге не заставила его отойти. Кардинал-инфант не осмелился атаковать, и в ноябре Максимилиан, встревоженный передвижениями гессенской армии у себя в тылу, вызвал к себе Верта. Захватчики скрепя сердце отступили и на севере, и на юге.
Провал вторжения Габсбургам отчасти компенсировал внезапный крах политики Ришелье в Вальтеллине. Пока Роган, вождь гугенотов, дрался с католиками-испанцами, чтобы отвоевать долину для швейцарцев-протестантов, все шло хорошо; но стоило ему настроиться на заключение мира, который бы устраивал правительство католической Франции как с военной, так и с религиозной точки зрения, предводители швейцарцев возмутились. Громко протестуя против условий, которые он хотел им навязать, они без его ведома обратились к испанцам и, узнав, что теперь испанцы готовы купить у них право пользоваться долиной ценой религиозных уступок, отказались от союза с французами и фактически выгнали Рогана вместе с его войсками. В этой дикой горной стране успех целиком зависел от доброй воли народа; утратив ее, Роган потерял все.
Пока династия Габсбургов сохраняла свою вновь обретенную силу в Европе, император Фердинанд II запланировал исчерпывающую демонстрацию единства Германской империи. Не считая обездоленных пфальцских принцев, Бернгарда Саксен-Веймарского, Вильгельма Гессен-Кассельского и герцога Брауншвейг-Люнебургского, на его стороне были все правители Германии. Три курфюрста, Баварский, Бранденбургский и Саксонский, фактически были готовы воевать за него; еще никогда прежде у него не было такой удобной возможности окончательно утвердить свою власть – добиться избрания своего сына «римским королем». С этой целью, а также для пропаганды и подтверждения Пражского мира Фердинанд созвал курфюрстов на съезд в Регенсбург осенью 1636 года.
Он открыл собрание 15 сентября и на этот раз успешно довел его до завершения без вмешательства французов. У эрцгерцогини Марии-Анны, молодой жены престарелого Максимилиана Баварского, родился сын, и это выглядело так, будто Небеса благословили его возвращение в стан Габсбургов. Двое других светских курфюрста, вынужденных выбирать между игом императора и гнетом Оксеншерны, выбрали первое, подписав Пражский мир, и подтвердили выбор тем, что весной 1636 года объявили войну бывшему союзнику. И наконец, воинская доблесть и личная популярность молодого короля Венгрии влили свою струю в нежданный поток политической уверенности, который нес потрепанный корабль старого императора в надежную гавань.
