С точки зрения тактики план Банера был рискованным и дорогостоящим, но окончился успехом, и, хотя эта победа не встала наравне с судьбоносными завоеваниями при Нёрдлингене, Лютцене или Брейтенфельде, в народной молве она многое сделала для того, чтобы восстановить пошатнувшуюся репутацию шведов. Что еще важнее, она нанесла урон военной мощи саксонцев и оставила без защиты некомпетентного Георга-Вильгельма Бранденбургского. Его земли вскоре были оккупированы, а к маю 1637 года шведские войска уже быстро продвигались к границе возле Торгау и даже угрожали терроризировать Иоганна-Георга. Шведы едва не взяли Лейпциг, а на западе их авангард дошел почти до Тюрингии и занял Эрфурт.
Возрождение шведской боеспособности отчасти объясняется переменами в стокгольмском правительстве. Оксеншерна предоставил заниматься германскими делами Ришелье, поскольку не имел возможности поступить иначе, и вернулся на родину, чтобы крепкой рукой взяться за управление. По прибытии в столицу он обнаружил, что королева-мать с кликой подпевал уже собиралась отдать свою дочь в жены датскому принцу; а до тех пор она поселилась в комнате, где даже окна были задернуты черными шторами, и собиралась замуровать там Кристину до совершеннолетия без иных развлечений, кроме компании шутов и карликов, чьи кривляния вызывали у юной королевы одно только отвращение. Аксель Оксеншерна спас Кристину и от брака, и от заточения. Своими стараниями он заслужил вечную и порой результативную ненависть королевы-матери, но и благодарность маленькой королевы, которая в будущем, когда Кристина стала умной взрослой женщиной с собственной политикой, часто защищала канцлера от ее опалы.
С возвращением Оксеншерны к власти в Стокгольме шведские маршалы могли быть уверены в том, что в любой серьезной опасности получат и людей, и деньги, и всяческую поддержку, как и в том, что их северогерманские и балтийские коммуникации будут надежно защищены от любых нападений из Дании.
Маятник, качнувшийся так далеко в одну сторону, постепенно приходил в равновесие. Победы шведов совпали со знаменательными успехами в Нидерландах. После осады, о которой говорила вся Европа на протяжении большей части года, Бреда сдалась Фредерику-Генриху Орланскому 10 октября 1637 года. Она 12 лет находилась в руках испанцев, и ее потеря, помимо того что обнажила границу Брабанта, стала первой серьезной осечкой кардинала-инфанта. Неспособность спасти ее дискредитировала его так же, как аналогииная неудача дискредитировала принца Фредерика-Генриха Оранского за 12 лет до того.
Эти два успеха сразу ослабили давление на Рейн, и Бернгард, в конце концов подчинившись настойчивым требованиям французского правительства, после более чем двух лет бездействия в обороне приготовился форсировать реку. В начале февраля 1638 года он тронулся в путь к ключевому мосту у городка Райнфельден, в 15 километрах к востоку от Базеля. В этом месте река течет почти строго с востока на запад, Райнфельден лежит на южном, то есть левом, берегу. Бернгард осадил его с южной стороны и, воспользовавшись паромом у замка Бойгген чуть дальше на восток, переправил часть своих людей к аванпостам на северной стороне, откуда намеревался атаковать предмостные позиции. Штурм был назначен на март, но, прежде чем он успел состояться, из Шварцвальда подоспели имперские войска под началом итальянского наемника Савелли и Верта.
Авангард Савелли подошел по правому берегу со стороны Зекингена (Бад-Зекингена), но Бернгард резким ударом отбросил его. Имперцы отступили к своему основному корпусу и, обойдя лесистые холмы, приготовились атаковать Бернгарда с фланга. Во время короткой передышки, которую ему дал этот маневр, Бернгард спешно переправил часть своей артиллерии и кавалерии на пароме с левого берега. Времени не хватало, и, когда Савелли появился вновь, около половины армии Бернгарда все еще находилась на дальнем берегу реки.
Он стянул войска, которые успел собрать, к предмостному плацдарму, чтобы помешать Савелли прорвать осаду. Местность была неровная, войска стояли разрозненно, в силу этого обеспечить единство действий по всему фронту было затруднительно, и сражение превратилось в серию отдельных стычек. Савелли, подойдя к левому флангу Бернгарда, оттеснил его назад, приведя его ряды в беспорядок. Однако на другой стороне правый фланг Бернгарда отбросил левый фланг имперцев. В результате обе армии совершили почти полный разворот вокруг своей оси; Савелли, пользуясь случаем, проскользнул между Бернгардом и мостом, и к концу дня войска стояли друг против друга на позициях, противоположных тем, что они занимали вначале.
Бернгарду особо не на что было рассчитывать. Его потери, если не считать артиллерии, были незначительны, однако он был отрезан от остальной части армии на левом берегу реки, а кроме того, он позволил Савелли овладеть мостом и таким образом взять под контроль Райнфельден. Оставалось только одно – отойти к ближайшей переправе и попытаться воссоединиться с армией. С этой целью Бернгард отступил к Лауфенбургу, и счастливый, но незаслуженный случай позволил ему избежать встречи с контингентами, которые Савелли оставил в Шварцвальде. Там он переправился через Рейн, собрал свои силы и направился по левому берегу к Райнфельдену.
Таким образом, около 7 часов утра 3 марта аванпосты Савелли с изумлением увидели подходящую армию врага, которую, как им казалось, они полностью разметали. Побросав орудия, они беспорядочно бросились к Райнфельдену, чтобы дать сигнал тревоги. Бернгард задержался лишь для того, чтобы вернуть несколько своих легких пушек, и, катя их за собой, подошел к городу. Он успел трижды выстрелить по войскам Савелли, пока они спешно организовывали оборону города, и еще до его последнего залпа их ряды дрогнули, и сразу же началось бегство. Кавалерия Бернгарда преследовала врага, и новые отряды, слишком поздно выехавшие из города на выручку боевым товарищам, оказались меж двух огней. Половина имперцев бежала, половина сдалась. Савелли с позором выволокли из кустов, а Верта, который шел пешком и в одиночку, узнали и взяли в плен в соседней деревне.
В Париже пели «Те Деум» в честь пленения Верта, и не без оснований, ибо Бернгард, подкрепив войска пленными, резко двинулся на север брать Брайзах-ам-Райн, который теперь оказался отрезан со всех сторон.
Воевать, имея ненадежных союзников, – опасная задача, требующая большого искусства, и успех Ришелье зависел от того, насколько он сможет контролировать Бернгарда и шведов и связывать их разрозненные действия в единое целое. Едва только удавалось поставить в строй одного упрямого друга, как тут же упираться начинал другой: когда Бернгард после месяцев топтания на месте в конце концов оправдал потраченные средства, Ришелье пришлось разбираться с новыми осложнениями со стороны шведов. Срок договора истекал, и Оксеншерна, посчитав, что наступил благоприятный момент освободиться от когда-то нужного, но всегда рискованного союза, решил заключить мир сам по себе.
Он верно оценил стремление нового императора к миру. Если Фердинанд II позволит ему развязаться с Ришелье, император освободится от непрерывной угрозы на собственном фланге и сможет оказать столь необходимую помощь своему кузену кардиналу-инфанту в Нидерландах. Осознав новую опасность, Ришелье направил в Гамбург посла для убеждения полномочного представителя Оксеншерны Адлера Сальвиуса. Новые обещания помощи вместе с нежеланием императора уступить Померанию и надеждой на то, что Банер еще может добиться военных успехов, в конце концов перевесили потребность Швеции в мире, и она возобновила прежний альянс с Францией в рамках Гамбургского договора.
