Уже несколько месяцев его то и дело терзала лихорадка, а примерно в середине июля болезнь его одолела и свела в могилу в считаные дни. Смерть его оказалась настолько своевременной для Ришелье, что многие думали, будто кардинал его отравил. Слухи лгали; у молодого мужчины, который много лет жил на пределе сил, столько же шансов умереть от перенапряжения и лихорадки, как у безрассудного смельчака – погибнуть в бою. Со смертью Бернгарда Ришелье повезло так же, как за шесть лет до того со смертью Густава II Адольфа.
Бернгард и сам понимал, что смерть его не за горами, и, требуя от врачей от часа к часу поддерживать его жизнь с помощью стимулирующих средств, успел составить и продиктовать последнюю волю. Именно на ней главным образом и основывается его репутация патриота. Он завещал Эльзас старшему брату, если тот сумеет взять его, – и, конечно, он должен был знать, что у Вильгельма Веймарского нет для этого ни сил, ни желания, – а если не брату, то королю Франции. Разумеется, он не преминул оговорить, что эта уступка действует только в течение войны, однако не предусмотрел никаких гарантий. Свою армию он целиком поручал своему заместителю Эрлаху, швейцарскому дворянину, которому всегда доверял. Лучшего коня он оставил Гебриану в утешение за напрасные дипломатические труды. Перед столь преждевременной смертью Бернгард мог снять завесу со своих истинных намерений, приложив последние старания для того, чтобы их осуществить. Однако завещание, вопреки неустанным уверениям апологетов, упрямо не стремится ни к каким результатам, как и вся остальная его политика. Оно не доказывает ничего, кроме разве того, что Бернгард считал только Ришелье достаточно сильным, чтобы защищать дело протестантов, и что у него самого не было в Германии никакой партии, которой он мог бы передать Эльзас или свою армию.
Бернгард Саксен-Веймарский умер достойно: человек холодно добродетельный, он не терзался сознанием многих личных грехов, а что касается его общественного долга, то, вероятно, опустошение Рейнланда, подлое разрушение Ландсхута или сожжение Баварии заботили его не больше, чем покойного императора Фердинанда II – полное уничтожение империи. Цели оправдывали все, и, каковы бы ни были его амбиции, нельзя сомневаться в том, что Бернгард был не менее набожным протестантом, чем Фердинанд – католиком. «В твои руки я предаю душу свою, Господи Иисусе», – прошептал он с последним упрямым вздохом. Ему было тридцать пять лет.
Имеющиеся у нас свидетельства не позволяют ни осудить, ни оправдать его. Смерть отменила суд, противопоставив всем доводам о добре и зле один ничего не решающий вердикт – «вина не доказана».
6
События, случившиеся сразу же после смерти Бернгарда, показали, как плохо он подготовил германских князей к борьбе за национальные интересы. Хозяевами Эльзаса и Брайзаха-ам-Райн были солдаты Бернгарда, а их хозяином был Эрлах.
Тот, кто смог бы договориться с Эрлахом, получил бы в свои руки Верхний Рейн. Из всех германских правителей только один попытался это сделать.
Карл I Людвиг, курфюрст Пфальцский, 23 лет от роду, был человеком расчетливым, эгоцентричным и ответственным и рано научился заботиться о самом себе. Его мизантропическое недоверие к человеческому роду – домочадцы прозвали его Тимоном
[87] – в этот период смягчалось безрассудным оптимизмом молодости. В октябре 1638 года войско, которое он собрал на английские деньги, было разбито у Флото, его младший брат попал в плен, а сам он едва спасся
[88]. Ничуть не смущенный этой неудачной авантюрой, меньше чем через год он задумал возглавить армию Бернгарда, а значит, и завладеть Верхним Рейном.
Играя на идеалах протестантизма, на ошибках своего отца, на своем не вызывающем сомнений германском происхождении и вследствие этого пригодности для того, чтобы стать преемником такого же германского князя, намекая на субсидии от якобы богатого дяди – английского короля, Карл-Людвиг занял важное положение в армии Бернгарда, которое начало беспокоить Ришелье. Но он допустил одну детскую ошибку. Чтобы добраться в войска, он отправился в путь прямиком через Францию. Ришелье велел схватить его в Мулене и пленником отправил в Венсенн, где Карл-Людвиг томился в бессильной злобе, пока Эрлах не сторговался с Людовиком XIII.
Если считать Бернгарда героем, то Эрлаха, который после его смерти перевел армию на службу к Ришелье и отдал Эльзас и Брайзах-ам-Райн в руки французов, надо считать подлейшим из предателей. Но если Бернгард был всего лишь честолюбивым главарем наемников, то и Эрлах был не лучше и не хуже его, ибо он всего лишь нашел нового работодателя для людей, которых должен был кормить и содержать. Если на ком и лежит вина за утрату армии Бернгарда, то не на Эрлахе, а на князьях Германии, которые ничего ему не предложили. Он должен был выбрать лучший вариант, а лучшим был Ришелье.
9 октября 1639 года король Франции подписал договор с войсками, которые с тех пор назывались веймарцами, а иногда бернгардцами. Предполагалось, что они продолжат служить на содержании у французского правительства, будут подчиняться французскому главнокомандующему на Рейне, однако останутся отдельным контингентом со своим собственным командующим с правом единолично назначать нижестоящих командиров и будут удерживать определенные крепости, в частности Брайзах-ам-Райн, от имени французской короны. Как писал, почти оправдываясь, Эрлах курфюрсту Пфальцскому, «невозможно было сохранить армию, уже и так сильно пострадавшую, которой наступление зимы грозило неизбежной гибелью».
Договор, подписанный после смерти Бернгарда, отмечает собой момент, когда германские патриоты, если их можно считать таковыми, отказались как-либо участвовать в руководстве военными действиями союзников. Правители Гессен-Касселя продолжали претендовать на независимость и считать себя равноправными участниками альянса с Ришелье и Оксеншерной, но они проводили собственный узкий курс и не располагали ни военным, ни территориальным могуществом, чтобы влиять на ход войны. Каковы бы ни были намерения Бернгарда, пока он был жив, у Германии был свой полководец, обладавший достаточным авторитетом, которым не могли пренебрегать ни Ришелье, ни Оксеншерна. С его смертью и переходом его войск под иностранный контроль война выродилась в состязание между королями Франции и Испании на немецкой земле.
Глава 10
Крах Испании. 1639-1643
Испания похожа на язву, которая разъедает и пожирает все тело, к которому пристанет.
Ришелье
1
Мадрид обвинил в падении крепости Брайзах-ам-Райн кардинала-инфанта; как заявил Оливарес – и безо всяких на то оснований, он должен был прислать подкрепления на помощь городу. Каким образом тот мог это сделать, когда из Испании присылали все меньше денег, а приказы противоречили друг другу, осталось неясным. Но над испанской стороной конфликта тучи сгущались так быстро, что испанский король с его фаворитом испытывали вполне естественное желание переложить бремя на чужие плечи. Им оказалось не по силам нести ответственность за те беды, которые они сами же навлекли на себя.
