Положение отчасти спасла крайняя нищета Чехии, которая могла обеспечить шведских солдат вином, но не хлебом, а также то, что Сигизмунд Трансильванский, на чью помощь рассчитывал Торстенссон, как когда-то Фридрих на помощь Габора Бетлена, не оправдал надежд, да еще доблестная стойкость города Брюнна (Брно), который под началом французского наемника без малого пять месяцев сдерживал натиск шведов, прежде чем интервенты в конце концов сняли осаду и снова ушли к границе.
Таким образом, битва при Янкове (Янковице) имела меньше прямых последствий, чем рассчитывали или боялись стороны, и единственное, в чем она повлияла на конгресс, – это решение императора освободить курфюрста Трирского, которое он принял по настоянию папы, других церковных курфюрстов и французов.
Между тем одновременное вторжение Тюренна наткнулось на сопротивление Берта, который спешно явился из Чехии, застал французов врасплох у Мергентхайма и разгромил их, нанеся значительные потери. Тюренн отступил к Рейну и сначала посчитал своим долгом уйти в отставку, но затем воспрянул, окрыленный непоколебимой уверенностью Мазарини, и соединился со свежей армией герцога Энгиенского. Летом 1645 года они совершили быстрый бросок по Дунаю на соединение со шведским контингентом под началом Кенигсмарка. Мерси осмотрительно отступил на юг. Он уступал в численности и не мог рассчитывать на большее, чем удержать фронт по Дунаю. Но в этот момент Кенигсмарка неожиданно отозвали в Чехию, и ситуация переменилась. Мерси решил остановить продвижение французов и 24 июля 1645 года окопался на позициях среди холмов к юго-востоку от Нёрдлингена неподалеку от Аллерхайма.
По легенде, когда герцог Энгиенский, увидев укрепленную траншеями баварскую артиллерию, дал приказ штурмовать холмы, Мерси с ликованием обнял жену и воскликнул: «Теперь они у нас в руках!» История вымышлена – у Мерси не было жены, да и волю чувствам он не давал.
Против всех ожиданий, furia francese (французская ярость) выбила баварскую оборону с позиций. Но это была пиррова победа, ибо войска герцога Энгиенского и Тюренна слишком устали, чтобы преследовать врага, а кроме того, их крайне ослабили большие потери в рядовых и офицерах. Баварцы благополучно отошли к Донауверту, куда изначально и собирались, и как следует укрепились на позициях, готовясь к новой атаке. Однако имперцев и баварцев постигла в предыдущей битве невосполнимая потеря. Франц фон Мерси, непревзойденный полководец, человек, который два года удерживал Шварцвальд, не пуская в него Тюренна, и ветеран бернгардской армии, был убит в битве при Аллерхайме (ее также называют второй битвой при Нёрдлингене).
Вторжение в Чехию и наступление французов по Дунаю были временно остановлены, но ни имперские войска, ни имперская дипломатия не смогли остановить дезертирство германских союзников. Уже в июне 1644 года Фридрих-Вильгельм Бранденбургский заключил мир со Швецией; их договор оставил Иоганна-Георга в одиночестве противостоять Торстенссону на северо-востоке, а Фердинанду III не хватало сил, чтобы прислать войска ему на помощь. Родные Иоганна-Георга давно уже не одобряли его склонность к императору и уговаривали его последовать примеру Бранденбурга, а Торстенссон, желая воспользоваться удачно подвернувшимся шансом освободить свой тыл и фланг от угрозы со стороны неприятеля, предлагал хорошие условия. Предварительное перемирие было заключено в Кётшенброде в августе 1645 года.
Это устранение последней преграды против наступления шведов на земли Габсбургов нанесло Фердинанду сокрушительный удар. Хуже того, оно ослабило и без того уже непрочную преданность Максимилиана, который был слишком прагматичен для того, чтобы в одиночку оставаться на тонущем корабле. Через своего делегата в Мюнстере он уже намекнул, что готов согласиться на любой сепаратный мир при условии, что его интересы будут учтены должным образом, и французское правительство, которое никогда полностью не прекращало стараний заполучить его в качестве союзника против Габсбурга, с радостью воспользовалось новой возможностью. Императорский альянс, неуклонно слабевший в последние два года, весной 1646 года повис на волоске, и этот факт не мог не сказаться на переговорах в Мюнстере.
5
В это время, когда удача отвернулась от императора, поздним вечером 29 ноября 1645 года граф фон Траутмансдорф инкогнито въехал в Мюнстер с личными указаниями императора. О своем приезде он официально сообщил лишь на следующее утро, и его хитроумие положительно оценили обе стороны. Главный французский посол Лонгвиль въехал в город с большой помпой, чем раздосадовал своих оппонентов. Испанский посол Пеньяранда выставил себя на посмешище: его торжественный въезд с недостаточно многочисленной свитой пришелся на проливной дождь, так что бургомистру и советникам, которые вышли его встречать, пришлось сильно торопиться, а их лучшая одежда насквозь пропотела под водонепроницаемыми плащами, так что его кортеж показал себя не с лучшей стороны. Только одна карета не была плотно закрыта, и оттуда высовывался один элегантный дипломат, изящно кланяясь редким зевакам, пока одним из своих грациозных жестов не опрокинул стопку глиняной посуды, выставленной на продажу на узенькой улочке, так что она с грохотом повалилась на землю, после чего он торопливо скрылся в глубине своего экипажа. Траутмансдорф своим тайным приездом сумел не вызвать ни зависти, ни насмешек и дал оппонентам понять, что их ждет встреча с человеком практическим и без претензий.
Первый визит он нанес испанским, затем французским послам; вторые уже готовы были оскорбиться таким пренебрежением, но немец почти сразу же обезоружил их своим добродушием. Они увидели перед собой грузного великана, поразительно некрасивого, во внешности которого не было ничего аристократического; у него был плоский нос, высокие скулы и темные, глубоко посаженные глаза под густыми насупленными бровями, на голове – потрепанный парик с зачесанной на лоб челкой, нависавшей над бровями. Несмотря на такую незаурядную внешность, Траутмансдорф, по-видимому, произвел впечатление на испанцев и французов, а позднее и шведов как прямолинейный и одаренный человек, знающий, чего хочет его государь.
Сам его приезд стал окончательным доказательством того, что император перестал колебаться, поскольку Траутмансдорф был ближайшим другом Фердинанда III; с самой смерти Эггенберга он был главным министром государства и первым советником Фердинанда III, как только будущий император повзрослел. Если уж кто и мог правильно истолковать реакцию императора на каждое новое событие в Мюнстере и действовать соответственно, то это был Траутмансдорф. Больше того, он никогда не принадлежал к происпанской партии в Вене; напротив, он упорно противостоял ей, к неудовольствию императрицы. Поэтому его приезд свидетельствовал не только о стремлении Фердинанда III к миру, но и об отказе отстаивать испанские интересы.
Траутмансдорф обнаружил, что французские и имперские послы уже обменялись взаимными требованиями и зашли в тупик, споткнувшись об Эльзас. Фердинанд III объявил, что ни при каких обстоятельствах не уступит Эльзас французской короне, и дело с концом. В своей первой беседе с д’Аво и Сервьеном Траутмансдорф предложил взамен Пинероло, Муайянвик в Лотарингии, Мец, Туль и Верден. Этого явно было недостаточно, учитывая загнанное состояние Фердинанда III, но, прежде чем дать французам понять, что он готов уступить еще немного, Траутмансдорф поехал в Оснабрюк и в последний раз попытался уговорить шведов на сепаратный мир.
