Французы заподозрили о его махинациях, узнав вскоре, что их агента в Оснабрюке, месье де ла Барда, не допустили присутствовать на обсуждении, и этот факт они нашли чрезвычайно тревожным. Но им не о чем было беспокоиться; единственное, чем можно было бы подкупить шведов, чтобы они сепаратно вышли из войны, это Померания, а ее император не мог уступить им без разрешения Бранденбурга; упрашивая курфюрста согласиться и положиться на щедрость императора, который даст ему достаточное возмещение, Фердинанд III также тайно написал Траутмансдорфу, проинструктировав его уступить Эльзас Франции, если Швеция и Бранденбург не поддадутся на уговоры.
Развязку ускорил представитель Максимилиана. В разговоре с Траутмансдорфом 24 марта 1646 года он снова пригрозил заключить сепаратный мир с Францией, если император не предложит приемлемых условий. Расчеты Максимилиана были, как всегда, просты и корыстны: его посол в Париже упирал на то, что он «стар и сломлен, а его дети малы» и что он хочет дожить до заключения мира, но в первую очередь нуждается в том, чтобы французы защитили его от шведов и их протеже курфюрста Пфальцского, и ради этого он готов сослужить Франции добрую службу. Все это время он демонстрировал полное безразличие к целостности империи. Это был уже третий раз за последние два года, когда Максимилиан угрожал оставить императора, и Траутмансдорф серьезно отнесся к его обещанию. Через две недели он предложил французам Эльзас. Но и этого им не хватило; Сервьен и д’Аво сразу же запросили еще и Брайзах-ам-Райн. Город находился на другом берегу Рейна, но французы его завоевали и намеревались оставить при себе. Траутмансдорф негодовал, но поделать ничего не мог. Дважды в течение месяца баварский делегат опять грозил сепаратным миром; шведы овладели всей Северной Германией, захватили католическое епископство Падерборн и, по слухам, шли к Мюнстеру, чтобы запугать партию императора, а в Оснабрюке Витгенштейн, представитель курфюрста Бранденбургского, источал желчь в бесконечных спорах о Померании.
Шаг за шагом Траутмансдорф уступал. Испанские послы заклинали его стоять на своем, но объединенная позиция французских и баварских делегатов была слишком сильна. 11 мая французы обвинили его в препятствовании переговорам; чтобы опровергнуть упрек, сначала он предложил им полный суверенитет над Эльзасом, а потом уступил Бенфельд, Цаберн и Филипсбург. Французы продолжали требовать Брайзах-ам-Райн, и четыре дня спустя, 16 мая, он сдался.
В то же время ослабевали позиции курфюрста Бранденбургского. Он сам проехал через Вестфалию по дороге в Гаагу. Поняв, что они со шведами категорически расходятся в интересах, он отказался от планов жениться на Кристине и заторопился связать свою судьбу с Оранским домом, через который надеялся получить поддержку своим притязаниям на Клеве-Йюлих. В июне 1646 года он начал уступать в вопросе Померании, а в середине октября согласился на компромисс – разделить Померанию со шведами, так что они получали Штеттин. В начале ноября он внезапно попытался захватить Берг как свою законную долю в клеве-йюлихском наследстве, и имперцы, ухватившись за это явное указание на то, что теперь он намерен расширяться на запад, в сторону владений тех, с кем он хотел породниться путем женитьбы, предложили отдать ему епископства Хальберштадт и Мин-ден, а также вернуть Магдебург вместо Померании. Он ответил согласием. 7 декабря 1646 года он заключил брачный договор с Луизой, старшей дочерью принца и принцессы Оранских, а через неделю после уговоров согласился оставить Берг, уверенно рассчитывая на то, что при поддержке принца Оранского он добьется большего в деле Клеве-Йюлиха, нежели военной силой.
В этих переговорах об Эльзасе и Померании правители вели себя так, будто распоряжались личными вещами и имуществом, а не неотъемлемыми частями империи и тысячами ее подданных. Померанцы даже прислали в Мюнстер свою депутацию, несчастную и настырную; когда все было уже решено, им осталось только бессильно жаловаться, что они не хотят оказаться под шведами.
Эльзасцам повезло больше. Здесь создалось и впрямь странное противоречие, ибо император хотел полностью отрезать отчуждаемую территорию от империи, а король Франции категорически возражал. Кажущиеся черствость Фердинанда III и великодушие французов объяснялись просто. Если бы Эльзас полностью отделился от империи, это не означало бы ничего, кроме изменения границ, а если бы Франция владела Эльзасом под имперской короной, ее король мог бы присылать своего представителя в рейхстаг и непрестанно вмешиваться в дела Германии. В конце концов стороны сошлись на таком запутанном компромиссе, что один автор назвал его «une semence eternelle de guerres»
[103]. Император уступал свои права на Эльзас королю Франции. Мера этих прав не была определена, и города сохранили свои имперские привилегии. Но в обмен на полное разоружение правого берега Рейна от Базеля до Филипсбурга французы соглашались не притязать на право заседать в рейхстаге. Обе стороны остались не удовлетвореными, а статьи были сформулированы так, что каждая из сторон могла, как и раньше, добиваться выполнения своих претензий.
На протяжении всех переговоров в Мюнстере представители Страсбурга и Декаполиса, то есть десяти вольных городов Эльзаса, бегали от французского посольства к австрийскому, терпеливо стараясь изложить свой взгляд на проблему. Но они не смогли никак повлиять на тех, кто, ссылаясь на короля Франции, императора и европейскую ситуацию, решал их судьбу.
6
Итак, зимой 1646 года территориальные притязания союзников были удовлетворены. Оставалась проблема империи, ссоры между отдельными князьями и вопрос конституционных и религиозных прав, из-за которых и велась война.
После бесконечных препирательств наконец-то нашлось решение для Пфальцского курфюршества. Максимилиан, обратившийся за поддержкой к папе, с возмущением отверг инициативу, по которой предполагалось поочередное владение курфюршеством. Карл-Людвиг, сын Фридриха Чешского, не менее гневно встретил предложение учредить для него новый курфюршеский титул, который вернул бы ему только Гейдельберг (Хайдельберг) и Рейнский Пфальц и поставил бы его на последнее место в коллегии курфюрстов. Такая схема, однако, прекрасно устраивала Максимилиана и французов, и они сумели довольно легко уговорить шведов, которые вначале заупрямились, защищая права Карла-Людвига. Покинутый одним могущественным союзником, который только и был у него, ослабленный крахом, постигшим его дядю в Англии, курфюрст Пфальцский в конце концов сдался. Ему хватило духу выбить медаль с изображением себя самого в доспехах с израненным и обессилевшим пфальцским львом у его ног и надписью «Cedendo non cedo»
[104].
Ландграфиня Гессен-Кассельская, сумевшая набить себе цену в глазах и французов, и шведов, добилась большего, чем курфюрст, который всегда был не более чем обузой. Она получила большую часть земель, на которые претендовала, и более полумиллиона талеров на содержание армии.
Еще больше повезло швейцарцам, которые благодаря уму и политическому чутью своего правительства умудрились не ввязаться в войну, а теперь поспешили поучаствовать в мире. Швейцария была независимой и растущей конфедерацией уже больше 300 лет и к тому моменту, помимо первоначальных кантонов Ури, Швиц и Унтервальден, также включала в себя Люцерн, Цюрих, Базель, Граубюнден, Золотурн, Санкт-Галлен, Аппенцелль и Фрибур, но ее так никто и не признал. Теперь же швейцарцы потребовали признания и получили его.
