Не вняв этому предостережению, французы еще дальше зашли в западню, подстроенную испанскими дипломатами. Поскольку сын Филиппа IV умер, они выдвинули проект поженить инфанту, единственную наследницу монархии, и малолетнего короля Франции. На этот раз французы все скрыли от голландцев и поплатились за свое детское двуличие, когда испанцы, которые относились к плану без серьезности, вдруг
разгласили его, и французам самим осталось расхлебывать кашу. Не помогли ни опровержения, ни протесты, ни специальные депутации. Возмутились даже шведы, и Соединенные провинции, которым вконец опротивел бывший союзник, подписали с Испанией перемирие, предоставив своим вероломным друзьям выкручиваться в одиночку.
После полного краха проекта французам пришлось с новыми силами взяться за войну в Нидерландах, тем более что эрцгерцог Леопольд в спешном порядке инкогнито пересек границу Брабанта в начале 1647 года и начал готовить новую кампанию против Франции с пылом покойного кардинала-инфанта. Принудив Баварию к нейтралитету, Мазарини решил, что Тюренн должен все свои силы, находящиеся в Германии, бросить против Нидерландов.
Этот план обеспечения баварского нейтралитета и нападения Тюренна на Фландрию имел один серьезный недостаток. На баварской стороне Иоганн фон Верт, генерал войск Максимилиана, отнюдь не собирался признавать навязанный нейтралитет, а на французской стороне старая армия бернгардцев не желала подчиняться Тюренну. Оба мятежа лета 1647 года сыграли на руку Габсбургам и окончательно разрушили выпестованные французами замыслы. В конце июня бернгардцы взбунтовались на Рейне против своих французских командиров, а в начале июля Верт заявил о своей верности императору, а не курфюрсту Баварскому. Неудивительно, что Траутмансдорф улыбался, уезжая из Мюнстера вечером 16 июля 1647 года.
Максимилиан уже давно был не в ладу с Вертом; дисциплины тот не признавал, происхождения был невысокого
[105], манеры его шокировали, он едва умел писать, и курфюрст, хотя и признавал его превосходным кавалерийским командиром, открыто считал его пьяницей и грубияном и отказывался присваивать ему желанное звание фельдмаршала. Поэтому Фердинанду III легко удалось парой дельных намеков подкупить беспринципного и недовольного карьериста. В конце июня Максимилиан, прослышав что-то о заговоре, послал за своим генералом, но доказательств у него не было, и в ответ на предъявленное голословное обвинение Верт, не боясь адских мук, беззаботно поклялся в полной своей невиновности и ускакал в войска, чтобы подготовить все для немедленных действий. В первую неделю июля 1647 года он уже направлялся к императору во главе своей армии.
Между тем в Страсбурге недовольство бернгардцев дошло до критической точки. Тюренн давно этого ожидал. Тремя годами раньше серьезный мятеж в городе Брайзах-ам-Райн удалось подавить только благодаря отваге и популярности Эрлаха. С тех пор Эрлах успел уйти в отставку, и Тюренн, у которого с ним не заладились отношения, еще хуже ладил с его преемником Рейнгольдом фон Розеном. Солдаты вполне оправданно были уверены, что французы намереваются постепенно слить их с основным корпусом армии; они говорили, что их офицеров меняют на французов и не считаются с их интересами и, наконец, что по условиям их службы Тюренн не имел права отправлять их во Фландрию. Едва начавшись, мятеж стал неуправляемо распространяться; Розен, возомнив, что ему удастся влиять на войска, возглавил их, и, когда Тюренн, не подумав хорошенько, арестовал его, бернгардцы выбрали вожака из своих рядов и числом в 4 тысячи человек отправились к шведам, остервенело опустошая все на своем пути.
После этого Тюренн, серьезно ослабленный, уже не мог идти на Фландрию. К тому же провал баварского нейтралитета потребовал его присутствия в Германии. Но и здесь мятеж сковал ему руки, так как Врангель после минутного замешательства невозмутимо принял бернгардцев, а Тюренн поначалу отказался воевать совместно с армией, насыщенной его собственными бунтовщиками. В сложившихся обстоятельствах действовать без шведов было опасно, а вместе с ними – невозможно.
Мятеж бернгардцев оказался успешным для них самих, а вот бунт Верта принес выгоду только императору. Фактически Верту не хватило смелости увести с собой войска; большинство его приверженцев вернулись к Максимилиану, а сам Верт перешел австрийскую границу чуть ли не в одиночестве, а за его голову была назначена награда. Тем не менее Максимилиан уже достаточно испугался, чтобы отказаться от мирного курса. 27 сентября 1647 года рассерженные французские послы в Мюнстере узнали, что он вновь перешел к Фердинанду III со всеми своими силами. Они бы разозлились еще больше, если бы узнали, что чуть позже бывший гессенский военачальник Меландер, теперь уже генералиссимус имперских и баварских войск, вместе с Фридрихом-Вильгельмом Бранденбургским попытался в последний момент создать «германскую» партию и сорвать этот управляемый иноземцами мир.
30 января 1648 года Испания и Соединенные провинции заключили Мюнстерский мир. Он положил конец преуспеванию несчастных испанских Нидерландов; Испания с готовностью пожертвовала верными провинциями, которые сражались за нее, ради того чтобы добиться более выгодных условий для самой себя. Шельду закрыли, Антверпен разорили, чтобы дать дорогу Амстердаму. Если Францию и волновал мир, то вовсе не из любви к Фландрии; ее послы, невзирая на слабые и недолгие протесты, приняли решение прервать переговоры с Испанией под предлогом того, что Пеньяранда уехал из Мюнстера и они не могут вести дела ни с кем, уступающим ему по рангу. Они рассчитали, что смогут компенсировать свой разрыв с голландцами распадом австроиспанского пакта. Император не сможет противиться условиям, заключенным в Мюнстере и Оснабрюке собравшимися германскими сословиями и их иностранными союзниками. Когда он подпишет их, ему придется отказать Испании во всем, чем она владела в Германии, и больше уже не пытаться ей помогать.
Французские армии окончательно закрепили успех французской дипломатии. Отступничество Баварии заставило Тюренна действовать в унисон с Врангелем и отказаться от его фламандских планов; оба полководца пока не пришли к согласию по поводу бернгардцев, а до той поры занялись другими делами и наконец стянули свои войска в Южную Германию. На первый взгляд, положение казалось безнадежным. Врангель опасался, что конец войны будет означать конец и его влияния, и к действию его принудило только назначение главнокомандующим кузена королевы, а весть о том, что тот уже едет в Германию, заставила завистливого маршала пошевеливаться. Если уж война должна закончиться, лучше он сделает это сам, а не кто-то другой. Однако он сразу же растрезвонил о том, что Тюренн пытается избежать решающей битвы, чтобы затягивать войну. В самом деле, противник настолько ослаб, что уже невозможно было оправдать дальнейшее промедление. Меландер, в прошлом году назначенный имперским фельдмаршалом, окапывался на позициях по линии Дуная. Однако и объединенная армия баварцев и имперцев уступала в численности шведско-французским силам, и баварский командующий Гренсфельд препятствовал началу совместных действий, требуя себе старшинства над Меландером. В таком не лучшем положении, находясь на пересеченной, холмистой местности недалеко от Аугсбурга, близ деревни Цусмарсхаузен, они были застигнуты врасплох. Меландер, которому мешала неисчислимая толпа маркитантов и прочего обозного люда – по некоторым расчетам, их было в четыре раза больше, чем солдат, – попытался отвезти артиллерию и обоз, оставив итальянского генерала Монтекукколи защищать тылы; с упорством и отвагой Монтекукколи отходил с одной гряды на другую, отражая неприятельский натиск кавалерией, пока пехота отступала. Меландер шел к нему на помощь, но был смертельно ранен. Итальянец решил спасать армию, а не обозы, где царила безнадежная неразбериха, и отступил к Ландсбергу, потеряв все, кроме войск
[106].
