Сотня рук потащила их к высокому окну, откинула створки и выбросила наружу. Мартиниц стал первым. «Иисус, Мария! Помогите!» – закричал он и полетел через подоконник. Славата сопротивлялся дольше, зовя Пресвятую Деву и цепляясь за оконную раму под градом тумаков, пока кто-то не ударил его так, что он потерял сознание и разжал окровавленные руки. Их дрожащий от страха секретарь схватился за Шлика, ища защиты; опьяненная толпа подняла его и выбросила вслед за его господами.
Один из повстанцев перегнулся через карниз, глумясь: «Посмотрим, поможет ли вам ваша Мария!» И через миг, со смешанным гневом и изумлением, «Господи, Мария ему помогла!» – крикнул он, ведь Мартиниц уже зашевелился. Вдруг из соседнего окна высунулась лестница; Мартиниц и секретарь бросились к ней под градом не попадавших в цель снарядов. Кое-кто из слуг Славаты, не побоявшись толпы, спустился к нему на помощь и унес за остальными, без сознания, но живого
[19].
Необыкновенная удача, спасшая три жизни, в зависимости от вероисповедания очевидцев одним показалась Божьим чудом, а другим – комическим случаем, но она не имела никакого политического значения. Мартиниц тайно бежал в ту же ночь, а больной Славата оставался узником в доме, куда его принесли. В тот вечер его жена пала на колени перед графиней Турн, упрашивая сохранить ее мужу жизнь, и дама удовлетворила ее просьбу, пессимистически оговорив, что и графиня Славата должна будет отплатить ей услугой за услугу после очередной чешской революции.
С убийством или без, государственный переворот свершился, и, поскольку Турн настоял на смерти вопреки мнению многих, его союзники находили облегчение для своей совести в том, что наместники мягко приземлились на кучу гниющих отбросов во рве Градчан.
Не теряя времени зря, повстанцы взялись налаживать государственный механизм. Все чиновники, которые согласились признать новую власть, остались на своих местах, и вначале никто не пытался прогнать католиков. Протестантский сейм назначил временное правительство из тринадцати директоров, а затем проголосовал за набор армии численностью 16 тысяч человек под командованием Турна за государственный счет. Чтобы лучше проинформировать Европу о произошедшем, они издали «Апологию», где изложили причины восстания. Обеспечив таким образом непрерывность гражданского управления и приняв меры против войны, собрание разошлось через пять дней после мятежа и через десять дней после своего открытия.
2
Восстание могло бы послужить образцом быстроты, эффективности и сдержанности, но под внешним спокойствием новое государство скрывало элементы катастрофы. Давление, которое заставило разнородные группы объединиться, не могло длиться бесконечно, и, когда непосредственный кризис ослаб, единый фронт распался. Каких целей добивался бунт: свободы вероисповедания, национальной независимости или защиты прав подданных от государя? Правда состояла в том, что никто этого не знал, и каждая сторона была готова пожертвовать интересами другой ради собственных.
Кроме того, восстание даже не сумело полностью объединить страну. Ярые католики, типичными представителями которых были Славата и Мартиниц, действительно были в меньшинстве, но с ними нельзя было не считаться. Первоначальное намерение нового правительства предоставить равные права всем соотечественникам оказалось совершенно невыполнимым из-за повсеместного сопротивления католиков-дворян, католиков-бюргеров и даже целых католических городов – Будвайса (Ческе-Будеёвице), Круммау (Чески – Крумлов), Пильзена (Пльзеня).
Если бы Турн стал главой государства, если бы он заставил замолчать несогласных среди союзников и сосредоточил все силы на борьбе за независимость, восстание, быть может, хотя бы определило национальное будущее для Чехии. Но конституционная традиция была слишком сильна, и Турн либо не мог, либо не хотел ее нарушить. Он командовал армией, но подчинялся тринадцати директорам; те, в свою очередь, подчинялись сейму, а только сейм мог голосовать за распределение ресурсов. Турн как рыцарь имел право заседать и голосовать в сейме, но отказался стать директором. Видимо, он думал, что безопасность Чехии зависит от того, насколько она способна защитить себя силой оружия, а директория обладает лишь формальной властью над армией. Он ошибался. На протяжении всех тридцати месяцев борьбы за Чехию Турну приходилось полагаться на скупые средства, неохотно выделяемые погрязшим в ссорах сеймом и разобщенной директорией.
Внутреннее перемирие с католиками в одночасье сорвалось. 9 июня иезуиты были изгнаны из страны, и еще до середины лета Турн напал на Круммау (Чески-Крумлов) и захватил его. По рекомендации своего миролюбивого советника кардинала Клезля император Матвей сначала предложил чехам амнистию и мирные переговоры. Мятежники демонстративно отвергли его инициативу, чем возмутили европейских католиков и доказали врагам, что религия всего лишь выступает прикрытием для национальных и политических мотивов. Постепенно восстание превращалось в значительную проблему для Европы; в Брюсселе и Мадриде чувствовали, что на карту поставлен престиж династии; деньги и войска были срочно отправлены эрцгерцогу Фердинанду, чтобы помочь ему защитить свой трон, а папский нунций в Париже получил указание из Ватикана убедить короля Франции в том, что чешским католикам угрожает опасность.
Эрцгерцог Фердинанд, избранный королем мятежной страны, который мог потерять больше, чем кто-либо другой, не придумал ничего лучшего, как призвать к немедленному началу Крестового похода, пока пыл католического мира еще не остыл. Сделать это ему мешали только угасающий император Матвей и упорное стремление кардинала Клезля к компромиссу. 20 июля 1618 года Фердинанд схватил Клезля и заключил его в крепость в Тироле. Напрасно император возмущался и протестовал; Фердинанд вежливо извинился, но не выпустил кардинала; Матвею пришлось склониться перед горячечным упрямством кузена и доверить политическое руководство тому, кто уже взял его в свои руки.
Меньше чем через месяц после ареста Клезля первая имперская армия пересекла чешскую границу. Войско и полководец взялись из Фландрии, деньги – из Испании; в ответ повстанцам неизбежно пришлось бы обратиться к врагам Испании и Фландрии. Турн, присовокупив свои хваленые дипломатические таланты к искусству военачальника, фактически так и сделал. Однако его призыв к Франции был холодно отклонен королем, который еще не осознал династических последствий восстания и был слишком верным сыном церкви, чтобы поддержать мятежников-протестантов.
С другой стороны, курфюрст Пфальцский Фридрих или скорее его канцлер Христиан Ангальтский (Анхальтский) сразу же поспешили на помощь Турну. Еще до конца июня Фридрих прислал агента в Прагу и встретил возмущенный протест императора холодным разъяснением того, что он всего лишь хотел уговорить мятежников пойти на компромисс. Его посол выбрал для этого странный способ: посоветовал чехам увеличить и укрепить армию и поручить ее командование самому Анхальтскому.
