Рейн, минуя аванпосты Спинолы, и закрепились в ключевых крепостях Франкенталь и Мангейм. 5 сентября Спинола переправился через Рейн, 10 сентября взял Кройцнах и четыре дня спустя – Оппенгейм (Оппенхайм). Далеко в Чехии сердце Фридриха обливалось кровью за его народ, но он ничего не мог поделать, кроме как опять обратиться к королю Англии и утешаться благочестивыми мыслями. «Предаю все в руки Божьи, – писал он Елизавете. – Что Господь дал мне, он же забрал и может снова вернуть, да святится его имя».
Между тем в Линце Тилли соединился с остатками императорской армии и 26 сентября перешел границу Чехии. Он еле-еле успел опередить противника; 5 октября силы курфюрста Саксонского налетели с севера и почти без сопротивления взяли Баутцен, столицу Лаузица (Лужиц). В то же время Максимилиан предложил Пильзену (Пльзеню) сдаться, и Мансфельд вступил с ним в переговоры. Скрепя сердце Мансфельд подчинился категорическому приказу Фридриха удерживать город, но тот больше не мог рассчитывать на то, что Мансфельд будет изводить врага нападениями с тыла: служа несостоятельному хозяину, военачальник был не настолько глуп, чтобы настраивать против себя Максимилиана – богатого князя и потенциального работодателя.
Оставив бездействующий Пльзень в тылу, Максимилиан взял курс на Прагу и в середине октября натолкнулся на разношерстные силы Фридриха у Рокитцана (Рокицани), в двух днях пути от столицы. Сам король находился в лагере, тщетно пытаясь примирить яростных соперников – Турна и Анхальт-Бернбурга (Христиана Анхальтского). Несколько дней спустя туда лично явился Мансфельд и объявил, что срок его контракта истек и, поскольку у короля нет средств для его продления, он считает себя свободным от всех обязательств.
Фридрих все еще верил в Габора Бетлена, который снова захватил Венгрию. Однако войска, посланные им на помощь чехам, скорее вредили, чем помогали, поскольку из-за их необузданной вольности король растерял последние остатки популярности среди несчастных крестьян, и во время фуражных походов солдаты не только нападали на своих же союзников, но даже дрались между собой. Они убивали пленных и так истерзали одного из полковников Максимилиана, который раненым возвращался в Австрию, что тот умер через несколько дней, а Фридрих не успел вмешаться.
Между тем вокруг лежала опустошенная страна. Путь обеих армий шел мимо безлюдных деревень, сгоревших ферм и трупов павшего от голода скота. После осенних гроз наступила ранняя зима, и в обоих лагерях солдат косили морозы и лихорадка, вызванная сыростью и недоеданием.
4 ноября чешская армия с неискренней радостью отметила годовщину коронации Фридриха; солдаты грозились поднять бунт, если к концу октября им не будет выплачено жалованье, и только близость врага помешала им осуществить угрозу. Христиан Анхальтский и Турн пришли к согласию только по одному пункту: необходимо действовать, и как можно быстрее. Короля также сильно заботила безопасность Праги, где он в очередной раз за несколько недель оставил свою жену, словно в заточении.
Подобные же сомнения, хотя и не такие острые, тревожили совет Максимилиана и императорского военачальника Бюкуа. Они тоже никак не могли разобраться, кто из них должен быть главным. Максимилиан претендовал на первенство в силу своего договора с Фердинандом, а Бюкуа не хотел отдавать новоприбывшему командование военными действиями, которые он так долго вел без посторонней помощи. Чтобы не разозлить ни того ни другого, Фердинанд торжественно заявил, что единственным главнокомандующим его армией была и всегда остается сама Пречистая Дева, заботам которой он вверил свою судьбу. Однако эта уловка не решила насущных проблем Максимилиана и Бюкуа. Их войска страдали от измождения, голода и чумы; по мнению Бюкуа, глупо было бы двигаться сквозь осенние туманы по земле, где не осталось фуража и которая частично оккупирована врагом. Максимилиан, с другой стороны, был уверен, что нужно немедленно наступать на Прагу: когда столица будет взята, утверждал он, восстанию придет конец. Он не был военным, однако политическое чутье его не обмануло.
В ночь на 5 ноября чехи скрытно отошли для защиты столицы, и, как только бесконечная вереница громоздких багажных фургонов Максимилиана приготовилась отправиться в путь, за нею последовали императорские и баварские войска. В течение тридцати шести часов две армии двигались почти параллельно, чехи – по главным дорогам, их противник – по лесистым холмам, не видя друг друга в промозглой ноябрьской хмари. Вечером 7 ноября Христиан Анхальтский остановился в нескольких километрах от Праги, и король, проехав по рядам войск с призывами хранить верность ему и делу Чехии, поспешил в город, чтобы просить у сейма денег на уплату жалованья армии. Вскоре после его отъезда Христиан Анхальтский свернул лагерь и под покровом темноты двинулся на вершину Белой горы – широкой возвышенности, изрезанной меловыми карьерами, отделенной от наступающего врага неглубоким ручьем и смотревшей на беззащитный город. К часу ночи Христиан Анхальтский добрался до вершины. Он заверил короля, что вероятность битвы невелика, а поскольку он позволил солдатам устроиться на ночлег, не сходя с места, и не дал им никаких приказов на утро, по всей видимости, сражения он действительно не ждал.
Тем временем недисциплинированное войско Габора Бетлена грабило деревни, так что лесистые холмы тут и там озарялись всполохами горящих домов. В одну из таких вспышек дозорные католиков заметили, что чехи пробираются к Белой горе. Тут же был отдан приказ, и в полночь Максимилиан и Бюкуа бросились за ними в погоню.
Едва забрезжило мглистое утро 8 ноября, как в чешский лагерь ворвались солдаты Габора Бетлена. Отряд Тилли, который разведывал окрестности на рассвете, заставил их отойти от аванпоста, и, прежде чем Христиан Анхальтский сообразил, что враги подходят, они пересекли ручей и, незаметно укрывшись под сенью крутого склона, который защищал их от пушек Христиана Анхальтского, заняли позиции примерно в 400 метрах от чешских.
Туман еще не рассеялся, и Христиан Анхальтский посчитал, что они не будут атаковать, пока не развиднеется, поскольку против них играло то, что им пришлось бы подниматься в гору, и вдобавок они не представляли себе ни численности, ни расположения чешской армии. Между 7 и 8 часами утра он спешно перевел войска через верхушку холма, охватив фронт длиной 2–2,5 километра. Позже, объясняя свое поражение, он оценил численность собственных войск в 15 тысяч, а войск противника – в 40 тысяч. Свои силы он, скорее всего, определил довольно точно, а вот количество врагов преувеличил вдвое
[28].
На крайней правой стороне фронта войска Христиана Анхальтского находился охотничий парк под названием «Звезда», под стенами которого наскоро насыпали брустверы; с крайней левой стороны холм круто спускался к размокшим пашням. Анхальтский разместил кавалерию на флангах, пехоту и артиллерию – в центре, однако он так сильно боялся мятежа, что разделил несколько полков и расставил отряды профессиональной немецкой конницы среди чешских пехотинцев-призывников. При этом основная часть германских войск располагалась слева, чешских – справа, а в центре находился штандарт короля из желтого бархата с зеленым крестом и девизом Diverti nescio («Отступать не умею»). Необузданные венгры Габора Бетлена, которые в конце концов нашли себе место под «Звездой», получили приказ перейти на другую сторону холма и занять аналогичную позицию слева, откуда они могли атаковать фланг противника
[29].
