Фердинанд не мог позволить себе игнорировать эти жалобы. Он послал Валленштейну просьбу снять осаду со Штральзунда и несколько раз выражал недовольство его методами расквартирования войск, хотя в Вене считалось, что полководец не обращает на его выговоры никакого внимания. Говорили, что Валленштейн повинуется, когда сам того пожелает. Ему все-таки хватило благоразумия понять, что было бы нецелесообразно настраивать против себя всех католических князей Германии, и по этой причине он вывел войска из Швабии и Франконии, где располагались многие католические епископства, и только еще более непреклонно стал вводить их в Саксонию и Бранденбург. В Северной Германии от гольштейнского Кремпе до прусских границ только Мекленбург остался свободен от войск Валленштейна. Мекленбург принадлежал ему, и Валленштейн строго соблюдал императорский патент, по которому все его владения освобождались от военных контрибуций.
4
Тем временем в Вене Фердинанд решал не столь зрелищные политические задачи. Он не хватал звезд с неба, но обладал некоторой способностью бессознательно усваивать идеи умных людей и обращать их себе на пользу. Именно этим он и был занят в то время. Весь прошедший год католические князья, в особенности Максимилиан, упорно убеждали его обратить внимание на то, что у него появилась прекрасная возможность вернуть земли, отнятые у церкви за три четверти века, прошедшие со времен Аугсбургского мира. Сначала идея не вызвала ответного воодушевления у императора, который опасался и беспорядков, которые могли вызвать перемены, и того, что Максимилиан воспользуется ими как поводом для укрепления собственной власти. Он хотел заполучить Оснабрюк для кузена, а его брат, помимо Кёльнского епископства, уже прибрал к рукам Мюнстер, Льеж, Хильдесхайм и Падерборн.
Чем сильнее становился Валленштейн, тем больше менялась позиция Фердинанда. Правильно составленный эдикт о реституции мог бы принести пользу его династии. Во второй половине 1628 года эта идея вышла на первый план во внутренней политике Фердинанда, но теперь уже уперлись католические князья, ведь у Максимилиана было не меньше оснований оспаривать эдикт о реституции, который давал земли и власть Габсбургам, чем прежде – причин защищать тот, который давал преимущество ему. Кроме того, за его долгую жизнь уже не раз заводили разговор о том, чтобы он стал главным заступником церкви вместо Фердинанда – отчасти именно это и было его мотивом при создании Католической лиги, и к этому же его теперь побуждал сам папа римский, – так что когда его соперник внезапно присвоил его же план реституции, в самый подходящий момент для себя и самый невыгодный для Максимилиана, баварский герцог оказался в крайнем замешательстве. Фердинанд перехватил у него инициативу, которую он так старательно готовил.
Было бы несправедливо по отношению к Фердинанду полагать, что его замыслы были настолько продуманы или циничны, какими представляются при анализе сухих фактов. Он был искренне набожен, и если в силу условий его становления не различал потребности церкви и династии, то этот грех присущ любому политическому воспитанию. Какая политическая партия, какой политический вождь за всю историю человечества смогли бы отрицать, что виновны в нем? Фердинанд всегда хотел вернуть церкви отобранные земли, но, когда ему впервые это предложили, момент казался неподходящим, а теперь, в 1628 году, время пришло.
В этом намерении Фердинанда поддержал его духовник, отец Ламормен; он был иезуит, а в тех обстоятельствах иезуиты смотрели на дом Габсбургов как на орудие Божьей десницы в деле восстановления католической церкви. Вопрос навсегда останется нерешенным: действительно ли иезуиты были правы в своих расчетах, а папа ошибался? Фердинанд, Валленштейн и единая католическая церковь наверняка вымели бы Реформацию из Германии; но когда в церкви царил разлад из-за несущественных политических вопросов, кардинал Ришелье, Максимилиан и отец Жозеф по благословению Рима могли разрушить в Париже и Мюнхене все то, что Фердинанд и отец Ламормен пытались сделать в Вене.
Фердинанд составил два плана – общий и частный; первый охватывал всю Германию, а второй затрагивал только Магдебургское епископство. Первый и более масштабный план состоял в том, чтобы обеспечить возвращение церкви всех земель, узурпированных с 1555 года. Поскольку ни один сейм, скорее всего, за это не проголосовал бы, план должен был исполняться на основании императорского эдикта. Таким образом он достигнет сразу двух целей: изгонит протестантов и в решающем испытании докажет силу императорского правительства.
Перемены, которые Фердинанд собирался навязать подданным, можно назвать почти революционными. Они влекли за собой изменение границ по всей Северной и Центральной Германии; князья, разбогатевшие на секуляризованных владениях, одним махом скатывались на уровень мелкопоместного дворянства. Один герцог Вольфенбюттельский владел землями тринадцати монастырей и значительной частью того, что когда-то составляло епископство Хильдесхайм; в Гессене, Вюртемберге и Бадене ситуация сложилась почти столь же угрожающая, и даже курфюрсты Саксонии и Бранденбурга не были в безопасности. Фердинанд когда-то гарантировал защиту землям Саксонии в награду за поддержку Иоганна-Георга, но теперь, когда император мог вполне обойтись и без этого союза, ему уже ни к чему было держать свое слово, ведь он уже нарушил обещание сохранить права лютеранам в Чехии.
Еще более опасным было положение вольных городов. Аугсбург, крупнейший лютеранский город в Германии, находился в центре католического епископства и был в 1555 году католическим; религиозное обращение этого небольшого немецкого города произошло во второй половине XVI века. А что будет с Дортмундом, где все церкви теперь протестантские, а католиков – всего тридцать душ? А с Ротенбургом, Нёрдлингеном, Кемптеном, Хайльбронном? Возврат к ситуации 1555 года означал бы отмену прав собственности, освященных тремя поколениями, изгнание дворян из поместий и бюргеров из городов; если принцип cujus regio, ejus religio силой ввести на возвращенных церкви землях, это вызовет беспорядки среди их населения и не может не привести к повсеместным бедствиям и полному прекращению той экономической деятельности, которая еще не остановилась из-за войны.
Более того, Фердинанд не сопоставлял размера германской католической партии и того количества новой земли, которую ей пришлось бы переварить. Даже в Чехии он с трудом находил владельцев-католиков для поместий и пастырей-католиков – для приходов. Он сам не осознавал огромного масштаба перемен, которые затеял в Германии, если думал, что одних иезуитов и династии Габсбургов хватит, чтобы поглотить все возвращенные земли.
Так выглядел вопрос в общем виде. В планах относительно Магдебурга намерения Фердинанда раскрылись во всей их простоте. Это епископство охватывало большую территорию на Эльбе между маленьким княжеством Анхальт на юге и Бранденбургским курфюршеством на севере. Поскольку Эльба была главной артерией, связывавшей владения Габсбургов с Северным морем, епископство представляло огромную стратегическую важность. Старинное вендское (славянское) название великого города Магатабор в немецком произношении приобрело народную форму Магдебург, что значит «город девы», и в предыдущем веке это случайное искажение украсилось романтическим ореолом благодаря долгому сопротивлению горожан осаде императора Карла V. Над главными городскими воротами поставили деревянную статую юной девушки с венком девственницы в руке и надписью: «Кто возьмет его?» Хотя по большей части Магдебург населяли лютеране, формально во времена Аугсбургского мира он был католическим епископством. В 1628 году город все еще терпел у себя в стенах небольшой безобидный монастырь, и среди 30 тысяч его жителей насчитывалось несколько сот католиков. Собор и все церкви были давно захвачены, и само епископство перешло в распоряжение администратора-протестанта.
