Получив согласие голландцев вывести их военные силы из Клеве-Йюлиха, Фердинанд II вынужденно обещал удалить и все другие войска, отказавшись тем самым от идеи секвестра и отложив спорный вопрос голландского нейтралитета в долгий ящик. Имперская армия должна была перейти под командование Максимилиана и Тилли, то есть император вернулся на позиции пятилетней давности, еще до вмешательства Валленштейна. Эдикт о реституции предстояло подробно обсудить на общем собрании князей. Не состоялось ни избрания «римского короля», ни объявления войны в интересах Испании.
Свою дипломатическую победу над Францией Фердинанду II пришлось уравновешивать двумя тяжелыми поражениями. Да и то самое правительство, ради чьих интересов он пожертвовал собственными, не проявило к нему никакого сочувствия. Испанцы в Мадриде возмущались тем, как император уладил дело Клеве-Йюлиха, и им не хватило ума оценить то, что он сделал для них в Мантуе.
В самой империи политика Фердинанда II провалилась. Испанцы со своими требованиями слишком сильно надавили на еще не прочную конструкцию. Вместо того чтобы объединить Германию, съезд в Регенсбурге разделил ее, в результате чего Максимилиан и Католическая лига вновь стали главенствовать в политике Фердинанда II, а два протестантских курфюрста отмежевались от своих собратьев, выразив новый протест меньшинства. В эту растущую трещину король Швеции вонзил клин, который расколол империю, словно прогнившую доску.
Фердинанд II потерпел фиаско, как и Максимилиан, Иоганн-Георг еле-еле попытался создать национальную организацию, достаточно сильную, чтобы решить национальные проблемы. Регенсбургский съезд ознаменовал собой конец того, что мы хоть с каким-то основанием могли бы назвать германским периодом войны, и начало периода иноземной интервенции. Шведский король высадился в Померании, и немецкий народ снова склонился под бичом войны, которую не начинал и не мог остановить. Собрание, которое должно было покончить с 12 годами бедствий, лишь возвестило начало еще 18 лет войны.
Глава 7
Король Швеции. 1630-1632
Я возлагаю больше надежд на самого короля Швеции, чем на всю его страну… Все и вся зависит от него.
Томас Роу
Для меня ваше величество словно ангел Господень.
Джон Дьюри
1
Конфликт шел между Францией и Испанией, а Германия служила полем битвы. Только это и прояснилось в шумных спорах в Регенсбурге; кому надлежит господствовать в этом уголке мира – Габсбургам или Бурбонам? Фердинанд II с его представлением о единой империи, Максимилиан с его германской католической партией, Иоганн-Георг с его лютеранами-конституционалистами, Валленштейн с его армией – все они были орудиями соперничающих династий.
Война пока еще оставалась подковерной, поскольку ни Ришелье, ни Оливарес не были готовы выступить друг против друга в открытую. Французскую монархию все еще сотрясали отголоски едва утихшего восстания; испанскую казну истощили войны в Голландии и Италии, и соперники стремились уничтожить друг друга иными средствами. Истинное благо для Германии, говорил Ришелье, в том, чтобы ею правили немцы, без испанцев; Регенсбург показал ему, что немцы, по крайней мере в лице их склочных правителей, неспособны проводить такую политику. Поэтому ради безопасности Франции ему не осталось ничего иного, кроме как убрать испанцев при помощи иностранных союзников.
Голландцы были полезны в борьбе с Испанией в Нидерландах, но для Германии у них не осталось лишних сил. Союз с Англией развалился прямо у него в руках. Король Дании, потерпев неудачу, сложил оружие. Методом проб и исключений Ришелье в конце концов обратил внимание на короля Швеции. Немецкие протестанты, по словам Ришелье, смотрят на Густава II Адольфа как на луч света во тьме, и французский министр поспешил заручиться теплом его восходящего солнца для Франции. Проект франко-шведского договора был составлен в общих чертах в декабре 1629 года, и, хотя Густав II Адольф до сей поры его не утвердил, французские агенты держались поблизости, и для окончательного подписания договора требовалось только уладить несколько подробностей. Ришелье, не теряя времени, отказался от обещаний не помогать врагам императора, которые его агенты дали в Регенсбурге.
Пока Ришелье вел переговоры с королем Швеции, заменив открытую войну кознями исподтишка, Оливарес старался укрепить Испанию, чтобы открытая война с нею стала слишком опасной. Он сосредоточил усилия не на Германии, а на Нидерландах и пытался обеспечить возрождение Испании за счет подавления голландских конкурентов, восстановления торговли в Антверпене и отвоевания колоний.
2
4 июля 1630 года король Швеции высадился на острове Узедом. Сойдя с корабля по узкому трапу, он споткнулся и повредил колено – этот инцидент тогдашние историки с тонким чутьем на драматизм мгновенно превратили в сознательное действие: как только нога героя протестантов коснулась суши, он упал на колени и взмолился Богу, прося его благословить правое дело. Эта легенда правдива по меньшей мере с поэтической точки зрения: какие бы силы ни стояли за королем Швеции, сам он всегда твердо верил в свое высокое предназначение.
Ко времени высадки Густаву II Адольфу было 36 лет. Он был высок, но из-за широких плеч казался меньше ростом, светловолос и румян, его заостренная бородка и короткие волосы имели рыжеватый оттенок, из-за чего итальянские наемники прозвали его «золотым королем», и его более привычное прозвище – «северный лев» – приобрело дополнительный смысл. Крепкого телосложения, обладавший чрезвычайной физической силой, он двигался медлительно и несколько неуклюже, однако мог махать лопатой или киркой наравне с любым сапером у себя в армии. В то же время его кожа, где ее не тронул загар, была белой, словно у девушки. Он держался очень прямо, по-королевски в каждом жесте и движении, чем бы ни занимался. С годами он начал слегка наклонять шею вперед, прищуривая близорукие голубые глаза. Король любил поесть, одевался просто, предпочитая носить кожаную военную куртку и солдатскую касторовую
[62]шляпу, добавляя лишь алый кушак или плащ. В бальном зале он смотрелся не хуже, чем в военном лагере, но это не мешало ему испытывать на себе все тяготы военных кампаний: он вместе с солдатами страдал от холода и зноя, голода и жажды и по 15 часов кряду сидел в седле. Он не замечал ни крови, ни грязи – его королевские сапоги бывали и в той и в другой по самую щиколотку.
И тем не менее большая ошибка – считать Густава II Адольфа простаком только потому, что он выглядел и вел себя по-солдатски. Послы, шокированные его слишком непритязательными манерами и бестактной прямотой, с которой он выражал свое мнение, преодолевали инстинктивную неприязнь первого впечатления, поняв, что за резкими словами стоит глубина мысли и практический опыт. Если придворные пытались злоупотреблять его добрым отношением, на них обрушивалась такая буря, которую они потом не могли унять; слуги, которые мешкали, задавая лишние вопросы, получали крутую отповедь; а послов с верительными грамотами, где неправильно перечислялись все его титулы, он вовсе не допускал к себе до исправления ошибок.
