Закаленный в боях католический полководец был добросовестным, но не великим полководцем, и с возрастом присущая ему осторожность вышла за всякие рамки. К несчастью, в заместителях у него был Паппенгейм, и этому опытному кавалерийскому командиру, с одной стороны, не хватало терпения и внимания к мелочам, без которых немыслим военачальник, а с другой – характером он не годился на роль подчиненного.
Он считал Тилли некомпетентным, а то и впавшим в старческое слабоумие (Тилли родился в 1559 году). В Магдебурге он отдал приказ о штурме без разрешения своего начальника и взял город; несомненно, что поступить точно так же и в Лейпциге его подвигло воспоминание о прошлом успехе. 16 сентября Паппенгейм вышел из лагеря с отрядом разведчиков и поздно вечером доложил, что обнаружил врага и не может вернуться, не подвергая себя серьезной опасности, так что будет дожидаться поддержки на месте. Не зная поражений, этот надменный дворянин, несомненно, уже представлял себе, как перебьет этих шведских дикарей и не нюхавших пороху саксонцев с той же легкостью, с какой расправлялся с крестьянами под Гмунденом. Он совершенно не испытывал страха, и отметины на его теле свидетельствовали о том, что он не раз бросал вызов смерти; кроме того, у него в семье существовало предание о том, что отпрыску их рода суждено убить иноземного короля-захватчика и спасти отчизну. Часто не учитывающий реалии, Паппенгейм на протяжении всей своей военной карьеры пытался совершить невозможное и нередко добивался успеха именно благодаря безрассудной отваге. Но Лейпциг оказался неудачным поводом для проявления этих качеств, и Тилли, получив его донесение, обхватил голову руками и горько воскликнул: «Этот субъект лишит меня чести и славы, а императора – страны и народа!» Паппенгейм спровоцировал битву, и Тилли не осталось иного выбора, кроме как вступить в нее вслед за ним.
17 сентября протестантские силы, продвигаясь, натолкнулись на имперцев севернее деревни Брейтенфельд (в 7 километрах к северу от Лейпцига). Перед этим рано утром Паппенгейм имел столкновение с саксонцами севернее и отошел; в это время имперское войско завершило построение боевого порядка у Брейтенфельда к 11 часам 15 минутам. День был жаркий, и порывы ветра взметали в воздух вихри мелкой пыли, которая покрывала сухую землю слоем в 7—10 сантиметров толщиной, так что нельзя было не закашляться; солнце и ветер играли против шведского короля, как и уклон местности, хотя и почти незаметный.
Армия Тилли выстроилась в традиционном для испанской тактики порядке: пехота в терциях, кавалерия большими эскадронами, командующий Тилли в центре, Паппенгейм слева, Фюрстенберг справа. Едва завидев противника, имперцы тут же открыли огонь и не прекращали обстреливать шведские ряды, хотя и без какого-либо результата, пока Густав II Адольф располагал свое войско для боя. На его левом фланге стояли саксонская пехота и кавалерия во главе с самим курфюрстом, одетые с иголочки в красивую форму, с начищенным до блеска оружием в руках, и офицеры, молодые саксонские дворяне, выделялись в толпе яркими шарфами и плащами. «Приятно поглядеть на такую бодрую и красивую компанию», – отозвался о них шведский король. В центре – часть шведской пехоты и конницы, а на правом фланге – остальная часть пехоты и конницы во главе с Густавом II Адольфом. Артиллерия у саксонцев (выдвинувшихся вперед из-за задержки шведов на переправе через ручей Добербах) была, как и у шведов, перед фронтом. Здесь на глазах у ветеранов Тилли шведы выстроились странным порядком: вместо того чтобы поставить всадников колоннами почти нога к ноге, король разместил их небольшими квадратами, так что у каждого формирования оставалось место для мелких стычек, а у каждого человека – для перемещения в любую сторону. Между ними стояли небольшие отряды мушкетеров, так что вместо привычной однородной массы офицеры Тилли увидели перед собой слегка вытянутую шахматную доску, где чередовались квадратные подразделения пехоты и кавалерии. Едва они успели это заметить, как их глазам представилась еще одна и более неприятная неожиданность. Густав II Адольф обучил своих мушкетеров стоять колоннами по пять человек один за другим, первый становился на колени, чтобы двое других могли открыть огонь одновременно, затем они переходили в конец, двое следующих выходили вперед, готовясь к стрельбе, и повторяли их действия. Благодаря непрерывным тренировкам Густав II Адольф довел этот прием до такого совершенства, что его мушкетеры вели огонь не только втрое быстрее мушкетеров Тилли, но и втрое эффективнее. Независимо от того, в какую сторону велась атака, шахматное построение позволяло и кавалерии, и мушкетерам быстро менять ее направление. Несколько часов подряд в ходе предстоящего боя сквозь облака слепящей пыли в ушах Тилли непрерывно грохотала размеренная пальба шведских мушкетеров.
Первыми пошли в наступление выдвинувшиеся вперед саксонцы (не обеспечившие на своем правом фланге тактическую связь со шведами, закончившими переправу через ручей). Наступление саксонцев было встречено контратакой пехоты имперцев с фронта в сочетании с охватом их левого фланга конницей. Саксонцы не выдержали удара терций (глубоких колонн) имперцев и побежали, бросив артиллерию, из орудий которой имперцы открыли огонь по левому флангу шведов, которые теперь одни, почти без саксонцев (только остатки их конницы примкнули к левому шведскому флангу, остальные бежали) продолжили бой. Паппенгейм пошел на левом фланге имперцев вперед; развернувшись, он широким фронтом обогнул смертоносный огонь Густава, находясь вне его досягаемости, и ударил в тыл по резервам, стоявшим позади основных частей шведской кавалерии. Если бы войска Густава II Адольфа были выстроены обычным боевым порядком, атака Паппенгейма (7 тысяч кавалерии) стала бы для них фатальной, но шведская кавалерия сразу же развернулась, и неприятель оказался зажат под прямым углом между резервами и главными силами, подвергаясь огню мушкетеров и контратакам шведской кавалерии. Паппенгейм был разбит. Однако ситуация для шведов оставалась сложной. К 14:30 войска Тилли охватили противника с обоих флангов, но и сами разорвались на три не связанные между собой части. Левое крыло шведов было атаковано имперской конницей правого фланга. Густав II Адольф контратаковал ее своей конницей (включая остатки саксонской) и разбил при поддержке двух бригад пехоты из второй линии. Затем была отражена атака имперской пехоты в центре. Шведские орудия раскалились от непрерывного огня так, что из них нельзя было стрелять, – шведский король выдвинул артиллерийский резерв. Артиллерия имперцев была захвачена и открыла огонь по пехоте Тилли. С какой бы стороны ни атаковали имперцы, на них лился неослабевающий поток смертоносного огня. Король и его командиры бесстрашно бросались в самые опасные места, сам король, казалось, был повсюду одновременно. Солдаты Тилли уже ощущали, что с них хватит, и думали только об оставленной в Лейпциге добыче. Их ряды дрогнули, они бросились в бегство, шведы преследовали их и многих перебили. Сам Тилли, раненный в шею и грудь, с раздробленной правой рукой, сумел пробиться на север с незначительной частью своей пехоты. Паппенгейм примерно с четырьмя полками отступил к Лейпцигу. Он отчаянно дрался в самых горячих стычках в арьергарде; рассказывали, что один раз он отбился от 14 шведских солдат. Однако он не мог удержать Лейпциг и на следующее утро повел остатки войска к Галле. Имперцы потеряли больше 20 пушек – всю артиллерию – и почти сотню штандартов. Из всей армии 12 тысяч полегли на выжженном поле Брейтенфельда и долгой дороге в Лейпциг, 7 тысяч провели ночь пленными в шведском лагере, а к утру стали солдатами шведской армии
[66].
