Ужин принесли прямо в комнату. Творог и топленое молоко для мальчика, а женщинам тот же творог, только перемешанный со сметаной с добавлением горсти изюма и запахом ванили. Элки до смерти захотелось добавки, но как-то неудобно ей стало признаться в этом. Ведь она сама внушала своим детям, да и всем в усадьбе, что во время приема пищи на столе стоит столько, сколько может позволить хозяин этого стола. Посмотрев, как дочка вылизала свою миску, что и мыть не требовалось, хозяйка Сконе громко позвала одного из своих слуг, позабыв о сигнальном шнурке.
– Сходи на кухню и попроси для себя еды, которую приносили нам! Кухарке скажешь, что хочешь попробовать это лакомство, и тащи его сюда.
Вскоре добавка была принесена, только вместо изюма во взбитой творожной массе выглядывали оранжевые дольки порезанной кураги.
«Роскошь, – промелькнуло в голове Элки, – тут настолько богаты, что даже из еды получают наслаждение. Как бы отвадить соплячку-княжну от Гюнтера и пристроить свою дочку на ее место»?
Элки повернула голову в сторону уже заснувшего ребенка, потом скептически посмотрела на Гунндис, та явно проигрывала по красоте Нюре, и отбросила коварную мысль стать тещей князя. Лучшее – враг хорошего, в случае неудачи можно было опозориться на два поколения вперед. Зачерпнув ложкой творожную массу, она издала звук, похожий на мурчание, но насладиться до конца кушаньем ей не дала дочь.
– Мама, потрогай ложе, – Гунндис гладила простыню ладонью, подзывая мать, только что отложившую на столик пустую миску, с явным удовлетворением на лице. – Оно теплое, это какое-то чудо. Ой! Горячие какие.
– Бестолковая! – Элки отгорнула одеяло и убрала бутылки с водой, поставив их на пол, – когда ты была маленькая, я клала тебе в ноги завернутый в козлиную шкуру подогретый песок. Тут, вместо грелки положили зеленые камни. Запомни и передай своим дочерям, если они у тебя появятся: бабий зад должен всегда находиться в тепле.
Вскоре женщины улеглись на кровать и заснули. В это время на третьем этаже замка шел разговор. В кабинете Гюнтера сидело трое мужчин, обсуждавших предстоящие события. Говорили о свадьбе. Штауфен знал, что Трюггви холодно относился к христианам, но разделяет ли взгляды будущего мужа Гунндис, не имел никакого представления.
– Трюггви, с того момента, как ты получил от меня землю и усадьбу, ты стал моим бароном. До этого времени мне было безразлично, какой веры ты придерживаешься. Но все, что вокруг нас, называется Русью, а тут свои правила и порядки. На днях из Юрьевского монастыря Воинот привез священника. Здесь он будет еще день-два, а потом сдрыснет в Псков. Если захочешь, он вас обвенчает.
– Не надо священника. Если б не этот жирный боров, напросившийся в Сконе, у моего сына был бы давно законный отец.
Гюнтер недовольно поморщился. Совсем не это он хотел услышать.
– Ты меня не слушаешь. Вельможа на Руси не может быть язычником. Это для твоей и моей безопасности. Ты отвечаешь за моих рыцарей, за порядок в этих землях, и я хочу иметь на одну проблему меньше.
– Хорошо! – громко произнес Трюггви. – Я назовусь христианином. Что это изменит? Или христиане уже перестали резать своих собратьев по вере, и наступил всеобщий мир?
– Трюггви, сильный всегда будет разорять слабого, – ответил я, – по снегу проще идти на лыжах, чем без них, так устроен мир, и не нам его менять. На смену языческим богам пришел христианский бог. Не усложняй то, что можно решить по-простому.
– Я и Гунндис поженимся по старому обычаю. Вспомни, Алексий, когда ты нанял меня, что я сказал по поводу христианства? Я продаю свой меч, но вере предков не изменю. Это мой путь.
Штауфен встал из-за стола, обошел его и, зайдя Трюггви за спину, положил свою ладонь ему на плечо.
– Решение принято. Я уважаю твой выбор. Свадьба пройдет без священников, как ты хочешь, но в твоей усадьбе поставят маленькую часовню. К началу зимы обучишь с десяток мужчин стрелять из арбалетов, найми пару мечников, желательно с семьями и детьми, а я намекну Элки, что неплохо оставить ее воинов тут. И еще, разберись со своим гербом. Отнесись к этому серьезно.
Обрадовавшийся было Трюггви внезапно расстроился, стал загибать пальцы на руках, что-то считая в уме, после чего вымолвил:
– Гюнтер, за все время службы я скопил около двух дюжин гривен. Мне не под силу содержать и экипировать стольких воинов. Казна Гунндис не так и велика, как тебе кажется.
– Ха! Привыкай. На первых порах будет сложно. Ты видел купца Антона?
– Да.
– Алексий мне давеча предложил делать крытые возки, обозвать их «Жигули» и продавать разным богатеям. Так вот, рядом с твоей усадьбой я запланировал строить новую мастерскую. Антон привез сына кузнеца, работающего с медью, у плотника Ивана есть два смышленых младших брата, втроем, думаю, справятся. Эти «Жигули» будут продавать от твоего имени, а ты получишь долю.
– Доля это хорошо. А как она велика будет?
– Да как тебе сказать, крытый возок обойдется в три гривны, прибавь к этому стальные рессоры, упряжь для четверки лошадей, меховую обивку сидений, стекло, самовар, шторы из бархата, лак, ну и конечно, ковер на пол. Если все подсчитать, гривен пятьдесят выйдет. Продавать будем по триста марок. Десятая часть от прибыли тебе.
– Ого! – вырвался из Трюггви возглас удивления, восхищения и одновременно радости.
– Не ого, а огого. Но за эту долю ты будешь обеспечивать тайну секретов в мастерской и беречь ее как свои сам знаешь что.
– Мне что, стражника там ставить?
– Трюггви, хоть двух. Это не моя забота. Давайте обсудим церемонию. Кто за что будет отвечать и делать. Нюра рассказала, как это в Новгороде происходит, я знаю, как у меня в Швабии. А как свадьба происходит у датчан?
Трюггви стал рассказывать.
Свадьба всегда проводилась общиной или семьями жениха и невесты вскладчину. Праздновать начинали в пятницу, но если погода не благоприятствовала, то можно было начинать свадьбу в любой день недели за исключением понедельника, который считался несчастливым днем для такого торжественного момента. Помещение, где собирались гости, предоставляло семья невесты. Они же и украшали дом. Свадьба начиналась старинным ритуалом проводов жениха из отчего дома. Одновременно с женихом, под чутким присмотром старших женщин, свой дом покидала невеста, одетая в черное платье, двигаясь навстречу избраннику. В каждом селении имелось сакральное место, куда и направлялся объединенный свадебный кортеж. По дороге, согласно поверью, нельзя было останавливаться, встречаться с похоронной процессией, навлекать на себя стаю ворон и ни в коем случае не давать троллю перебежать дорогу. Это могло привести к несчастью. Для предотвращения этого молодые юноши садились на коней и скакали по дороге взад-вперед, разгоняя все напасти. На обратном пути делалось то же самое. При приближении к сакральному месту люди начинали петь песни как можно громче. Шум защищал жениха и в особенности невесту от злой силы. Дойдя до места бракосочетания, невеста становилась с левой стороны от алтаря богини плодородия, жених с правой стороны. Церемонию проводил наиболее уважаемый житель. Завершив обряд, он соединял руки жениха и невесты, клал поверх свою и произносил: «Что боги соединили, ничто не должно разъединить». После этого жених и невеста шли вместе, бросая хлеб и монеты ребятишкам, стоявшим среди зрителей. Чем больше будет брошено, тем сытнее и лучше станет жизнь молодоженов. По возвращении в дом невесты начинался свадебный пир. За свадебным столом гостей рассаживали в соответствии с рангом и внутренней иерархией. Тех, кому не досталось места, кормили отдельно. Обязательным это не было, но если достаток позволял, то делалось всегда. Гуляния продолжались почти сутки, пока приглашенные могли есть и пить.
