И все-таки я ее переубедил. Мы обменялись телефонами, а я не звонил неделю. Она даже не собиралась обижаться. Она обрадовалась звонку, и через несколько часов луна встретила нас сначала в Пушкинском сквере, а потом во всех небольших, но уютных парках Калининграда. Мне пришлось выкрасть у нее дубликат ключей, чтобы утром подарить ей цветы. Когда она их увидела – то даже не подумала, как я умудрился оказаться у нее внутри.
Не всем так везет, как мне везло с Юлей. Она никогда не беспокоилась из-за того, что я – собака, и подходила ко мне деликатно.
– Юстас, несмотря ни на что, ты для меня – эталон мужчины.
– Даже когда я гавкаю по ночам на луну и не успеваю дотерпеть до улицы?
– Всем мужчинам свойственно детское поведение. А собаки – они же как дети. Их надо воспитывать и учить. А я же учительница, Юстас.
Угу. Она училась на факультете иностранных языков. Преподаватель английского. Мне всегда очень нравилось ее произношение, и оно очень помогло нам, когда мы переехали в Америку.
Настоящая любовь выдержит любые расстояния. Пусть современный мир и уменьшает дистанцию между людьми, телефоны, Интернет, видео, но все это не способствует близости.
Нам с Юлей повезло. Я всегда знал, что это – любовь. Контрасты сочетаются. Она не любила сантименты, а я был собакой. Она терпела моих друзей и мои звериные закидоны. Ведь все мои друзья – немного псы, хорошо, что не линяют.
– Юстас, ты все же скорее человек, пусть и покрытый шерстью и ростом не вышел.
– Ничего. Должны же быть у меня хоть какие-то явные минусы?
Воспоминания о Зефирыче
В жизни есть такие вещи, которые невозможно забыть. И есть люди, связанные с этими вещами. В общем, я никогда не забуду Зефирыча, а работа на него будет сниться мне в страшном сне. И в этом сне мы с Зефирычем будем в одной лодке бороздить океан капитализма, который швырял нас на берег.
Скажу сразу – у океана это так и не получилось.
Перед совещанием Петр покрасил усы в белый и взял с собой Виолетту. Зефирыч назвал Виолетту «великолепной куртизанкой». При росте в метр восемьдесят она весила под девяносто и всегда презрительно молчала. Но в ней было определенное обаяние.
– Юстас, Максим. Присаживайтесь. На повестке дня – реклама женского нижнего белья.
Петр гладил по коленям Виолетту, совершенно машинально. Вот-вот она бы замурлыкала. Максим не выдержал:
– Петр Галерович. У нас не Первый канал, чтобы по знакомству везде брать с собой своих близких.
Он намекал, чтобы Зефирыч выпустил свою даму и принял участие в совещании.
– Не беспокойся. Она тут по делу. Ее же рекламу будем делать. Да и вообще она по-русски слабо понимает. Полячка, сечешь?
– Секу, Петр Галерович, – Максим язвительно покосился в сторону Виолеттиных бедер, но спорить все-таки не стал.
Меня же от вида ее таза укачало. То ли мир стремительно покачивался, то ли я вместе с миром, но ее зад был слишком гигроскопичен. Если я понятно выражаюсь, конечно же.
– В общем, все просто. Есть машина, нет водителя. Ее надо перегнать. Документы, прочее – все наше. Прямо из Казахстана. Машина останавливается в Новосибирске, довезти ее надо до Челябинска. Путь НОЧ, Новосиб – Омск – Челябинск. Водитель сам не знает, что в фургоне. Какой-то рыжий парень, судя по всему, из Мордовии.
– А зачем это все?
Этот вопрос всегда ставил Петра Зефирыча в тупик. В смысле «зачем»? Так надо. Где был центр по принятию решений у Зефирыча, я не знаю. Пытался его обнаружить, но всегда находил лишь невидимое шило, которое росло откуда не надо. Он сделал невозмутимое лицо и ляпнул:
– Там всегда лишь несколько десятков утиных консервов. У нас скоро банкет. Потребовали утку. Утка дорогая. Заказали из Монголии через Абакан утиных консервов. Это что, по-вашему, так важно знать?
И вправду неважно. Как консервы доехали до Москвы – я не знаю. Мы с Максом в это не ввязывались.
А потом я уехал в США и очень долго не видел Зефирыча.
Переезд в США
Несмотря на то что в Калининграде у нас были достаточно серьезные отношения, расписаться с Юлей мы не решились. А зачем?
Мы только получили образование, и я понимал, что нужно двигаться дальше. Мне тяжело сидеть на одном месте, и я устал от Калининграда. Мою голову переполняли идеи, и я ждал: может, на какую-нибудь из них откликнется Юля.
– Милая, я придумал. Мы переедем в Америку и откроем там свою бургерную.
– Юсти, там и так много бургерных. Тем более когда ты будешь их готовить, посетители устанут выковыривать твои волосы из котлет.
– Но название, Юль's-burger [такая сеть вроде существует]. Подумай, как это классно.
Она посмотрела на меня и засмеялась.
– Знаешь, в Америке не все такие самоироничные.
Но мы все равно решили переехать. У нее была возможность стать преподавателем русского языка в американской школе, а я был ее ручной кладью. Мы купили билеты на самолет и уже через неделю собирали вещи.
На высоте полутора тысяч километров любая земля – это как Россия или как Чехия. Скорее как Россия. Тем более – Америка, где одни русские, евреи и шотландцы. Каждой большой стране нужны свои горцы, даже если они переехали с другого материка.
По приезде Юля купила себе пару цветных платьев. Не могу вспомнить, каких, все-таки мужчины больше смотрят не на платья, а на то, как женщина в нем выглядит. Кому-то нравятся крупные женщины и вырез побольше. Кому-то вырез на спине и изящество тонкой талии. Главное, чтобы нравились женщины. Если нравятся мужчины – там уже совсем другая мода, и я в ней слабо разбираюсь.
И опять, мы заселяемся в номер в отеле, и нам говорит управляющий:
– No dogs allowed.
– Who is a dog? I'm THE dog. Unusual dog. Also I can dance. Do you wanna see the best show ever?
– Hollyshit! Talking dog!
[5]
Номер мы получили, как и совет от управляющего, что мне стоило бы пойти в кино или начать продавать мобильные. Профессия мечты и самая популярная профессия. В случае с последней – у меня не будет отбоя от клиентов. Все будут хотеть меня, говорящего пса, который не просто гадит на лужайках, но еще и сам за собой убирает.
Что такое Америка? Это страна. Все. Начинать говорить о чем-то большем – и не хватит ста рулонов туалетной бумаги, чтобы описать даже один процент того места, куда мы попали. Настоящий s-burger для тех, кто не готов к тому, что все вокруг с тобой болтают, но никогда не откроют тебе свою душу.