А заниматься этим приходится достаточно часто. Думаю, в среднем большинство из нас вынуждены усыплять животных дважды в неделю. Такие клиенты почему-то норовят идти чередой, поэтому бывает, что я должен усыпить трех или четырех животных за день. Это дни черного халата. Большинство домашних животных (80-90 %) умирают от эвтаназии, а не «естественной смертью» у себя дома. Если подумать, это вполне логично. Много ли людей умирают дома в своих постелях? Большинству из нас предстоит скончаться в больнице или медленно угаснуть в хосписе или доме престарелых. А для кошек и собак нет таких медицинских учреждений, чтобы поместить их туда, когда им становится трудно жить дома и нет никакой надежды на улучшение. Нет такой палаты, куда можно положить страдающее старческим слабоумием животное, чтобы оно лежало там в памперсе, неспособное ходить, неспособное самостоятельно питаться. Им остается только жить дома, пока эта жизнь более или менее терпима, или умереть.
Учитывая все это, эвтаназия, как ни странно это звучит, – возможно, лучшее из всего, что делаем мы, ветеринары. Она позволяет всецело сосредоточиться на качестве жизни. Животным не приходится бессмысленно страдать, как иногда приходится страдать людям. Это полезный инструмент, от которого не отказались бы и многие люди, если бы только мы сумели преодолеть минное поле этических ограничений. Нам по сей день гораздо проще распоряжаться жизнью и смертью животных, но как только мы начинаем это делать, на нас ложится ответственность, а ответственность неизбежно влечет стресс. Просто так все устроено, и это правильно.
Что интересно, я получаю гораздо больше открыток с благодарностями после эвтаназии, чем после любых других процедур. Намного, намного больше. Некоторые клиенты благодарят за то, как я заботился об их питомце, пока он был жив, но многие говорят мне спасибо за то, как был организован уход животного из жизни. Вот ведь какая забавная штука: мы, ветеринары, больше всего ценим в коллегах то, как хорошо они умеют ставить диагноз или оперировать, мы восторгаемся тем, как им удается справиться со сложными случаями, и интересуемся их опытом в применении новых методов лечения. Клиентов все это не волнует. Им достаточно того, что мы знаем, как делать свою работу. Их больше всего трогает то, насколько мы преданы своему делу и как мы заботимся о наших пациентах, особенно в те страшные, невероятно трудные минуты, когда жизнь животного подходит к концу.
Однако несмотря на все это, каждый раз, когда я вижу в своем расписании эвтаназию, у меня щемит сердце.
Когда тьма берет верх
Сейчас я на время оставлю свои неуклюжие, но упорные попытки поддерживать жизнерадостный тон (впрочем, я оставил их еще в предыдущем эссе). Это эссе посвящено самоубийствам среди ветеринаров. Статистика по Канаде закрыта, но два исследования, проведенных в Великобритании, показывают, что процент самоубийств среди ветеринаров в четыре-шесть раз превышает процент самоубийств среди населения в целом и вдвое – процент самоубийств среди стоматологов и врачей. Центры по контролю заболеваний США опросили 10 000 ветеринаров и обнаружили, что каждый шестой из них задумывается о самоубийстве. Я лично знал двоих коллег в Манитобе, которые покончили с собой, а в 2014 году наложила на себя руки очень уважаемая среди ученых и всеми любимая специалист по поведению. Последний случай привлек некоторое внимание СМИ к этому малоизвестному аспекту нашей профессии.
Для досужего стороннего наблюдателя это звучит странно и даже слегка абсурдно. Разве ветеринары не пользуются всеобщим уважением? Разве это не интересная профессия, обеспечивающая хороший доход и эмоциональную отдачу? Разве множество людей не мечтают стать ветеринарами? Разве это не чудесно – исцелять невинных зверушек и получать деньги за возню с мимимишными котиками? Все это так – ну, кроме котиков. Тогда почему же столь многих моих коллег одолевает тьма? Тому есть три серьезные причины.
Первая причина заключается в том, что в ветеринарию гораздо чаще, чем в другие профессии, идут идеалисты, склонные к самокопанию, люди, слишком чувствительные и ранимые – до такой степени, что это переходит в невроз. Такие люди часто выбирают и другие профессии, связанные с медициной, но среди ветеринаров их особенно много. Некоторые из таких склонных к интроспекции людей лучше умеют находить общий язык с животными, чем с людьми. Они не вполне понимают, что ветеринару приходится иметь дело с людьми, к которым прилагаются животные, а не наоборот. Некоторым бывает трудно осознать этот факт и смириться с ним. Не стоит забывать и о том, что конкурс в ветеринарные колледжи достаточно высок и больше всего шансов на поступление имеют перфекционисты-отличники. Перфекционизм и идеализм обречены разбиться вдребезги о грубую реальность. И тогда эти люди с их врожденной ранимостью остаются беззащитны перед второй причиной суицидов: неотъемлемыми и зачастую неожиданными стрессами, атакующими нас со всех сторон.
Чувствительным людям следует иметь в виду, что ветеринарам нередко приходится с головой погружаться в атмосферу смерти и горя. Бывают недели – много недель, – когда мне приходится каждый день усыплять одно или несколько животных. Рыдающие, глотающие слезы, раздавленные горем люди, причем зачастую – люди, которых мы знаем много лет, – это рутинная часть нашей работы. И если вы вдруг считаете, что все это относится только к чокнутым кошатницам или хозяевам карликовых пуделей, похожим на своих питомцев, то вот что я вам скажу. Во-первых, если вы никогда не любили животное – значит, вам не довелось получить важнейший опыт, объединяющий самых разных людей, независимо от их происхождения, жизненного пути и уровня интеллекта. Это – лучшая из нитей, что мы прядем в нашей жизни. И второе: рассуждать о чувствах человека, потерявшего своего питомца, у вас не больше прав, чем у слепого оценивать выставку фотографий. Поверьте мне на слово: это нормальные люди, испытывающие оправданное и глубокое горе. Кроме того, ветеринар должен владеть самыми разными направлениями медицины, от стоматологии до рентгенологии, дерматологии… да чего угодно. А это означает широчайшие возможности для ошибки. И не забывайте: ветеринары ранимы. Смешайте ранимость и ошибку – и увидите, что получится. Я уже не говорю о постоянном финансовом стрессе, когда пытаешься держать цены достаточно низкими, чтобы клиенты могли позволить себе услуги клиники, но в то же время как-то обслуживать долг (зачастую огромный) и оплачивать счета. Или стресс от того, что приходится выполнять работу менеджера, хотя вас учили лечить животных, а не заниматься этим всем. Или сердитых клиентов. Или супругу (супруга), недовольную тем, что вы опять задержались на работе.
Третья причина заключается в том, что мы знаем, как это легко и просто. Как легко и просто умереть. Эвтаназии, которые мы делаем каждый день, происходят неизменно мирно, безболезненно, быстро и наверняка. Стопроцентная гарантия успеха. Мы знаем, какая доза препарата нужна. Мы знаем, как ее ввести. И препарат всегда под рукой. Теперь понимаете, почему это происходит так часто?
Но это еще не самое страшное. Самоубийства – это только верхушка айсберга, состоящего из множества проблем с психическим здоровьем. По данным всеобъемлющего опроса Американской ассоциации ветеринаров, почти треть ветеринаров не меньше одного раза испытывали депрессию после окончания колледжа. Канадское исследование, охватившее значительно меньше респондентов, обнаружило, что один из десяти ветеринаров в настоящий момент имеет диагноз «депрессия» и еще 15 % находятся в пограничном состоянии. Более того, треть ветеринаров, по данным этого исследования, страдают от тревожности и у целых 47 % обнаружены высокие показатели по шкалам, свидетельствующим о неврастении. Очевидно, что проблемы глубоки и широко распространены.
