– Нет. Только переночевать, – решительно проговорил Честер. К нему как будто вернулся слух. – И поесть.
Но возмущение Сирены еще не прошло.
– Сперва ты пронзил меня своей паршивой стрелой, потом разбил цимбалы, а теперь еще чего-то просишь?
– Прости меня. – Честер кротко склонился. – У меня что-то болит голова...
А ведь и в самом деле у него может болеть голова, подумал Бинк. И почему этот упрямец согласился принять капельку эликсира на хвост, но никак не в ухо?
– Ну, если ты действительно просишь прощения, то докажи, – дерзко проговорила Сирена.
Раздалось предупредительное карканье Кромби, я голем тотчас перевел:
– Она уже цепляет тебя на крючок, болван!
Кентавр мрачно уставился на Сирену.
– Как?
– Покатай меня на спине.
Бинк едва не расхохотался – ну да, все нимфы так любят кататься!
– Садись! – смущенно отозвался Честер.
Она подошла к нему, но спина оказалась слишком высоко – ей определенно было не влезть.
– Ты такой огромный...
Честер взял ее рукой за узкую талию и легко усадил себе на спину. Сирена восхищенно взвизгнула, взболтнув ногами.
– Ты такой сильный!
Кромби снова закаркал, по теперь его замечания не нуждались в переводе. Сирена и впрямь охмуряла кентавра и делала это без всяких песен.
Честер, пребывавший не в лучшем настроении после близкого знакомства с ананасом, был теперь явно польщен.
– Все кентавры сильны. – Он поудобнее расположил ее на спине и зашагал по острову.
Сирена ухватилась за его гриву.
– О, какие у тебя широкие плечи! И какая гладкая шерсть! Ты, должно быть, самый красивый кентавр на свете!
– Возможно. Если смотреть сзади. – Честер перешел на рысь.
– Ой, как здорово! – закричала она, выпустив на секунду гриву кентавра, чтобы хлопнуть в ладоши. – Ты, наверно, самый умный из всех кентавров, и самый быстрый... – Она вдруг смолкла, затем спросила: – А ты не мог бы чуть подпрыгнуть?
Честер, успевший раздуться от похвал, совершил гигантский прыжок. Сирена завопила и свалилась с его спины. Они в это время были на берегу (то ведь был очень маленький островок), и она шлепнулась прямо в озеро.
– Прости! – смирение проговорил Честер. – Кажется, я немного перестарался.
Он нагнулся, вытащил ее из воды, и всем показалось, что он вытаскивает рыбу: ноги Сирены снова превратились в хвост.
– Ничего страшного, – сказала она. – Мне все равно – что в воде, что на берегу. – Она повернулась к нему лицом, стоя в его объятьях, и одарила влажным поцелуем.
Кромби отчаянно каркнул.
– Нет на свете больших дураков, чем дураки с лошадиным задом. – Так перевел неутомимый Гранди.
– Это точно, – согласился Честер, теперь уже в прекрасном настроении. – Хорошо бы, если бы ничего не узнала Чери.
– Чери? – Сирена нахмурилась.
– Моя кобыла. Красивейшая во всем Ксанте. Она сейчас дома, нянчит нашего жеребенка. Его зовут Чет.
Сирена обдумала его слова.
– Как интересно! – Голос ее звучал раздраженно. – Пойду-ка поищу для тебя корм. И местечко В конюшне.
Бинк улыбнулся. Да, Честер вовсе не дурак!
Они сытно поужинали рыбой и морскими огурцами, а затем улеглись на куче мягких сухих губок. Бинк вытянул усталые ноги и вдруг наткнулся на новую кучечку земли. На этот раз он слишком устал, чтобы ее затаптывать...
Сирена, оставив кентавра, примостилась в темноте рядом с Бинком.
– Послушайте! – вдруг вспомнил он. – Ведь мы должны отплатить ей услугой за гостеприимство!
Кромби тут же каркнул, а голем перевел:
– Вот ты и расплачивайся, вермишельные мозги. Ты к ней ближе всех.
– Услуга? – заинтересовалась Сирена, поглаживая Бинка.
Тот неожиданно густо покраснел – благо, было уже темно. Проклятый чертов грифон!
– Да так, чепуха всякая, – буркнул он и притворился, что засыпает. А скоро уже притворяться и не надо было...
Наутро они попрощались с Сиреной, нарубив ей в запас дров для очага. И она высоко оценила услугу, потому что неважно справлялась с этой работой сама. После чего все храбро направились к ее сестре.
– Вам всем надо завязать глаза, – решил Хамфри. – А я воспользуюсь зеркалом.
Так что он все-таки увидит Горгону, хотя и отраженной. Есть только один способ посмотреть на такое существо, и все об этом прекрасно знали. И все же – почему не срабатывает ее взгляд, отраженный в зеркале? Ведь изображение на стекле не менее жуткое, чем оригинал.
– Поляризация, – пояснил Волшебник, не дожидаясь расспросов. – Магия частичных изображений.
Его ответ все же не внес достаточной ясности. Но оставался гораздо более важный вопрос: «Что мы сделаем, чтобы...» Бинку не хотелось произносить слово «убить» в присутствии невинной Сирены. Одно дело приблизиться к Горгоне, и совсем другое – избавиться от нее с завязанными глазами.
– Посмотрим, – ответил Хамфри.
Они, включая и голема, помогли друг другу завязать глаза; затем выстроились цепочкой за Добрым Волшебником, который зашагал задом наперед по водной дорожке между островками, глядя в зеркало перед собой. На этот раз он использовал не свою магию, а обычное отражение – природную магию, которой обладают все зеркала.
Шагать по воде вслепую было странно и неудобно. Как, должно быть, ужасно навсегда потерять дар зрения! Какая магия может сравниться с естественными органами чувств?
Нога Бинка нащупала твердую почву.
– Вы стойте тут, глядя на озеро, а не на берег. – велел им Хамфри. – На всякий случай. Я сам займусь Горгоной.
Бинк повиновался, хотя и продолжал волноваться. Его так и подмывало сорвать повязку, обернуться и посмотреть на хозяйку этого островка. Но все же искушение оказалось не настолько велико – благоразумие превозмогло. Однажды он уже испытал нечто подобное, стоя на вершине высокой горы – тогда его одолевало сильное желание броситься вниз, словно вместе с жаждой жизни в нем таилась и жажда смерти. Кто знает, может, его стремление к приключениям питается из того же источника?
– Горгона! – хрипло произнес Хамфри. Бинк услышал его голос прямо за своей спиной.
И еще он услышал:
– Это я. Добро пожаловать на мой остров. – Этот голос был сладким, нежным, даже более привлекательным, чем у сестры. – Почему ты не смотришь на меня?
– Твой взгляд превратит меня в камень! – резко ответил Хамфри.
– Разве я не прекрасна? У кого еще такие гибкие локоны? – Она словно жаловалась, а до Бинка донеслось шипение змей. Он попытался было представить, каково целоваться с Горгоной, когда ее волосы-змеи обвиваются вокруг лица, и почувствовал отвращение. Однако все нее мысленный образ оказался одновременно и тревожным и соблазнительным. Но что такое Горгона, как не буквальное воплощение обещаний и угроз, заключенных в любой женщине?
