Теперь обратимся к результатам частного анализа ассирийской магии, заранее оговорившись, что изучение памятников искусства выходит за пределы нашей компетенции. Здесь, насколько мы можем судить, пока сделаны три основных открытия. Во-первых, оказалось, что «ассирийская магия» — термин не вполне корректный, поскольку большая часть ритуальных, заговорных и гадательных текстов, найденных в Ассирии, имеет вавилонские и даже шумерские прототипы. Имена большинства демонов — шумерского происхождения, так же как и названия жреческих должностей. Ассирийцы времен Ашшурбанипала только компилировали и пытались классифицировать тексты, составленные в разные эпохи предшествующей истории Двуречья. Так, например, подлинники ассирийской серии заклинаний «Злые духи» были составлены на шумерском языке и впервые записаны в начале II тыс. до н. э. в вавилонских школах, и только через пятьсот лет они были переведены на аккадский язык в ниневийской библиотеке. Ритуалы серии «Дом омовения» также относятся к шумерскому времени: отдельные их фрагменты известны из табличек III династии Ура. Однако далеко не все обряды и заговоры можно безоговорочно отнести к шумерской эпохе. Большинство гадательных серий имеют вавилонское происхождение, хотя и компилируют различные элементы шумерского магического опыта. Они отражают мироощущение послешумерской эпохи — времени, когда боги и люди окончательно отдалились друг от друга и стали разговаривать не напрямую, как раньше (например, во сне), а посредством оракула. Хорошо известно, что в шумерскую эпоху боги были рядом с людьми, потому что жили вместе с ними на одной территории. Гадательные операции проводились в то время во дворце, и слова оракула были специально предназначены для царя, который управлял народом в соответствии со словом богов. В вавилонское время массовые миграции населения привели к отрыву человека от своего места и своих богов, жизнь стала неупорядоченной, а путь — неопределенным, каждый человек стал «сам себе царь» (в индивидуально-волевом смысле) и потому нуждался в большом числе гаданий на свою судьбу. Этим и объясняется сама необходимость фиксации гадательных систем в Вавилонии и Ассирии. Долгий и сложный путь прошли и магические заговоры. В Шумере уже были известны все типы заговорных формул, записанных ассирийцами. Однако столь характерная для поздних текстов диалоговая форма «Энки-Асарлухи (вавил. Эа-Мардук)» появилась не ранее конца III династии Ура или начала Старовавилонского периода — до этого времени владычицей заговоров была богиня Нингирима. Возникает вопрос: какие же из перечисленных в ассирийском учебнике магических текстов являются ассирийскими по происхождению? Вполне возможно, что к собственно ассирийским можно отнести серии заговоров и ритуалов «Маклу» и «Шурпу». Хотя допустимо предположить, что основа этих текстов вавилонская, но несомненно, что их композиция и художественная отделка принадлежат уже эпохе Ашшурбанипала. Таким образом, первый вывод современного анализа ассирийской магии — в том, что ее следует скорее называть месопотамской (т. е. шумеро-вавилоно-ассирийской); причем основная заслуга в формировании канона магии, несомненно, принадлежит вавилонянам, основа магического опыта — достижение шумеров, а фиксацию канона и введение его в систему образования нужно считать заслугой ассирийцев
[51].
Во-вторых, было выяснено, что многие магические процедуры в Месопотамии были теснейшим образом связаны с календарем и астрологией. В царских ритуалах постоянно встречаются указания на месяцы и дни их проведения, в заговорной литературе также есть указания на даты совершения обряда. При анализе ритуалов в связи с календарем выясняется, что чаще всего время их проведения приходится на месяцы, связанные с равноденствиями и солнцестояниями, а также на июль-август, бывший в Месопотамии временем особенно активного почитания мертвых и экзорцизма в отношении демонов. После осеннего равноденствия интенсивность магической деятельности снижается, и на оставшуюся осень и зимние месяцы приходится небольшое число магических процедур. Из этого можно сделать по крайней мере два вывода: а) борьба с демонами имеет сезонную активность; в основном демоны проявляют себя весной и летом, пытаясь помешать хозяйственной деятельности людей; б) осенью и зимой борьба с демонами безуспешна, поскольку это время их безраздельного господства и временной оккупации срединного мира (на рациональном языке это означает прекращение вегетативной активности земли). Из ассирийских предсказаний хорошо известно, что наиболее зловещим месяцем календаря в Месопотамии был двенадцатый (февраль-март), которым владели семеро злых демонов. Этим демонам традиция приписывала кражу Луны, тяжелые заболевания людей и скота и прочие разрушительные подвиги. Поэтому актуальными были все средства заклятия этой ужасной семерки. Помимо месяцев, в магических текстах указываются и дни проведения обрядов, причем деятельность мага считается нежелательной каждый седьмой день недели и в CAPut!’-й день, называемый «днем гнева божьего» (как, впрочем, и многие другие виды деятельности). Наконец, есть обряды утренние и вечерние, совершаемые после восхода Солнца или перед ним. Общий вывод, который можно сделать по данному вопросу, — несомненная психофизиологическая основа магии, магическое действо как опосредованная реакция организма и сознания на смену космобиологических ритмов жизни
[52].
В-третьих, уже с начала XX столетия была заметна этическая сторона магических текстов и операций. И богословы, и социологи от истории находили в вавилонских заговорах и молитвах промежуточную стадию от этики ритуала и табу к религиозному понятию греха и его искупления. Было справедливо замечено, что в шумерской древности этикет существовал только в отношении к богам и власти, а причина человеческих несчастий могла заключаться чаще во внешних обстоятельствах (судьба, колдовство, нападение демонов), нежели в самом человеке. Человек нарушал табу, установленные традицией (наступал на грязную воду, на обрезанные ногти или волосы подмышек), и нес за это ответ, но мог и быть наказан богами без вины, поскольку, как говорит один шумерский текст, «ни одно дитя не вышло безгрешным из женского лона». В вавилонское же время устанавливается этикет межчеловеческих отношений, и понятие проступка все более распространяется на преступления морального характера, т. е. на преступления перед людьми
[53]. Грешник, совершая порицаемый поступок, удаляет от себя личного бога или богиню, ранее хранивших его, и приближает злых демонов, влияние которых естественно, поскольку рядом со злом может пребывать только другое зло. Заклинания содержат огромные перечни прегрешений, которые перечисляет маг, умоляя богов простить больного человека. На этом этапе развития религиозной мысли моральные проступки, конечно, еще смешиваются с ритуально табуированными, и жрец просит у богов прощения не только за прегрешения данного человека, но и за проступки его родичей, которые могли повлиять на судьбу этого несчастного. Да и религиозность вавилонянина не отличается постоянством — к богам и магам он обращается только в случае крайней нужды или тяжкой болезни, а в остальные дни предпочитает предаваться веселью и грешному поведению (следуя известному совету хозяйки Сидури из эпоса о Гильгамеше). Гораздо чаще должен каяться в своих проступках царь, поскольку за его грехи боги могут наказать всю страну. Именно поэтому большая часть магических текстов Ассирии связана с царским ритуалом.
