– А-га, – выдыхает Лиз, затягивая длинные темные волосы в высокий хвост.
Я продолжаю пялиться на ее ноги и не знаю, стоит ли мне волноваться или завидовать. Лиз заглядывает в одну из студий, там мальчики тренируют прыжки. Наверняка ищет Анри.
Сейчас у нас с Лиз нормальные отношения, но когда-то мы соревновались во всем – включая внимание Алека. Но он почти сразу сделал свой выбор, и после нескольких неловких попыток Лиз поняла, что этого ей не изменить. Выглядела она жалко. А потом мы осознали, что сильнее по одну сторону баррикад, а не по разные. Да и смысла в дружбе было больше.
Лиз направляется в сторону душевой, а я – в студию «С», и мне вдруг вспоминается небольшая ремарка, которую недавно сделала Элеанор: что Джиджи тренируется в старой студии в подвале. Информация получена, время ее проверить. Хочу показать ей, что она и шагу в этой школе не сделает без моего ведома. Я вообще мало что упускаю. И Джиджи скоро в этом убедится.
Прохожу мимо офиса диетолога. Замираю у лестницы. В детстве мы пробирались сюда с Элеанор, Алеком и Уиллом и на спор бегали к закрытой двери. Кому дольше всего удавалось у нее простоять, тот получал сладости из тайника. И конечно, бессмертную славу.
Слышу голоса. Вижу, что дверь приоткрыта – совсем чуть-чуть, – спускаюсь на цыпочках, стараясь не шуметь, и заглядываю в щель. А там она. Джиджи. Фея Драже. Только она не танцует. Лежит на спине с раздвинутыми ногами, а Анри помогает ей с растяжкой. В полутьме.
Не знаю почему, но меня бьет дрожь, как будто я вышла на холод. Сюда приходила и Кэсси. Девочка с бессонницей, которой влетело за танцы ночи напролет. Девочка с идеальным прыжком на сто восемьдесят градусов. Единственная девочка из шестой группы, получившая роль солистки в прошлом году. Побила даже меня. Не люблю ее вспоминать. Хочу стереть из памяти и ее, и ее талант. А особенно тот факт, что она – двоюродная сестра Алека.
Волосы Анри падают ему на лицо, и он говорит что-то – отсюда не слышно, что именно. Мне не нравится, как он касается Джиджи. И как она смеется в ответ. И как его пальцы задевают локон на ее шее. Ее голос звучит легко и светло – чересчур красиво. Анри словно им загипнотизирован. И раз уж это действует на него, то почему не может подействовать на Алека, особенно когда начнутся репетиции?
Внутри все сжимается. Я уже и не помню тех времен, когда мы с Алеком не были вместе. Он – герой моих самых первых воспоминаний. Мой отец еще вращался в балетных кругах, и мы с Алеком целовались в темных углах во время званых обедов. Мы всегда были вдвоем.
Достаю телефон и фоткаю Джиджи с Анри. Вспышка слишком яркая, так что я пригибаюсь и быстро сбегаю оттуда как можно тише. Меня еще ни разу не ловили на горячем, и я не хочу, чтобы это изменилось.
Бегу обратно в студию «С» и сразу же начинаю танцевать партию Снежной королевы. Делаю пять, десять, двадцать пируэтов, но из головы не идут Джиджи и Анри. Опускаюсь с носочков и брожу по комнате. Кричу на свое отражение – надеюсь, никто не услышал. Надеюсь, никто не увидел, как я распадаюсь на кусочки в этой стеклянной коробке.
Закрываю уши руками и тянусь. Стараюсь насладиться тем, какое изобретательное я написала послание. Я так ждала, когда же его уже найдут. Хотела увидеть, как улыбка спадет с лица Джиджи, как мне повезет, если все будут там. Наверное, я единственная заметила слезы в ее глазах. Надеюсь, она плачет каждую ночь.
Хотя нет. Надеюсь, она уедет обратно в Калифорнию. Там ей будет лучше, так что нет ничего такого прям ужасного в том, что я этого хочу. Эта девчонка слишком хрупкая, слишком милая и мягкая, чтобы добиться здесь успеха. В каком-то смысле я просто за ней присматриваю. Джиджи поймет, что это для ее же блага. Балет – слишком тяжелая для нее судьба. Здесь нужно быть готовой на все.
Помню, как Адель дала мне первый совет насчет проб. Она отвела меня в сторону от остальных крысят, поправила мне пучок и сказала:
– Шансов у тебя будет немного, милая. Так что пробивайся наверх зубами и когтями.
Адель бы мной гордилась. Может, не всеми моими методами, но мотивацией – точно.
Хватаю гетры и иду наверх. Открываю дверь в комнату – Элеанор спрыгивает с футона и выключает телевизор. На полу свалена куча старых записей с Адель.
– Опять? – спрашиваю я.
– Бетт, у нее же идеальные ноги. Изогнуты, как бананы, – отвечает Элеанор, и я даже не могу это оспорить.
– Я воспользуюсь твоим принтером? – интересуюсь нехотя. Матери я избегаю, так что попросить у нее новый картридж не могу. А покупать некогда.
– Зачем это? – Элеанор снова включает телевизор.
– Сюрприз для Джиджи. – Голос мой звучит выше чуть ли не на октаву, я в предвкушении. – У меня есть парочка фото с ней и Анри в некой компрометирующей позиции.
Элеанор хмурится:
– Опять ты за свое?
Ее слова меня задевают, и я чуть не выпускаю телефон из рук.
– Мы за свое, – огрызаюсь и жду, что она извинится и поможет мне в исполнении моей маленькой шалости, как и тысячу раз до того.
– Ага… Звучит круто. – Она наблюдает за тем, как моя сестра танцует партию Китри из «Дон Кихота». – Расскажи потом, как прошло.
Не позволяю ее нерешительности остановить меня. Присоединяю телефон к компьютеру Элеанор и жду, когда загрузятся картинки. Стараюсь прикрыть экран, чтобы она ничего не увидела, но Элеанор даже взгляда не поднимает. Иногда она превращается в святую. Но я знаю, как это исправить. Распечатываю фото, удаляю с компьютера и выскальзываю из комнаты, пока Элеанор все еще в трансе.
На одиннадцатом этаже пусто – почти все слушают у себя музыку, или сидят в общей комнате перед теликом, или подшивают туфли и тренируются. Я подхожу к Свету и трижды стучу. Никого нет. Закрываю за собой дверь. Выдыхаю. Вокруг меня фотографии прима-балерин, прекрасных тонких тел и идеальных ног.
Когда мне исполнилось двенадцать, мама отправила меня через Центральный парк в общежитие. Наконец-то я стала достаточно взрослой, чтобы жить одной. Тогда я приходила в эту кладовку каждый вечер. Иногда даже засыпала на полу, и меня будили коменданты.
Провожу пальцами по коллажам на стенах и нахожу свободное место. Прикладываю фото и смотрю еще раз на надпись: «Берегись, Джиджи». Кто-то еще ненавидит ее так же сильно, как и я. Я не одинока.
Беру клей-карандаш, который стоит на телевизоре. Мажу фото и с силой припечатываю его к стене – так, словно бью Джиджи по лицу. Делаю шаг назад, чтобы полюбоваться делом рук своих. На первый взгляд совсем неясно, чем одно фото отличается от остальных. Хотелось бы мне увидеть лица людей, когда они это заметят. Особенно Джиджи.
12. Джун
Хорошо, что мне нужно взвешиваться вечером после занятий, мое время – 17:10.
Джиджи куда-то ушла – наверное, нюхает где-нибудь цветочки и собирает букеты. Вся комната в моем распоряжении. Джиджи уже пару дней где-то пропадает, объясняя это тем, будто запах цветов помогает мозговой активности. Да она на любую глупость готова пойти, чтобы стать лучше.
