– Что такое? – Он поворачивает голову.
Элеанор исчезает в коридоре. Я ее не выдаю.
– А как же Бетт?
Он чешет в затылке и пожимает плечами. Я закусываю губу и чуть не прокусываю ее снова.
– Разве вы не вместе?
– Мы вечно то сходимся, то снова расходимся. Это почти ритуал. Заколдованный круг. Но сейчас, – он снова дотрагивается до моей щеки, – я хочу чего-то нового. Хочу тебя.
Выдерживаю его взгляд, и меня окатывает волна радостного предвкушения. Чувствую, что краснею, и надеюсь, что, говоря «новое», он имел в виду не кожу другого цвета, а то, что мы с Бетт такие разные по характеру.
Алек кладет руку мне на шею и накручивает мой локон на палец. Я стараюсь лишний раз не вздрогнуть – мне не хочется, чтобы он трогал мои волосы, они ведь наверняка липкие от лака. Да и сами по себе мои волосы слишком грубые, не такие нежные и шелковистые, как идеальные светлые волны Бетт.
– Я с ней поговорю. Скажу, что между нами все кончено. В последнее время у нас и так все разваливается.
Я скрываю торжествующую улыбку.
– И чем же мы с ней так отличаемся? Кроме очевидного? – Провожу рукой по своей темной коже.
– Я понял это, когда увидел, как ты помогаешь одной маленькой девочке с ее туфлями. Я наблюдал за тобой из студии «А».
– А, Селин. – Я помню ее, девочку, которая сражалась со своей первой парой пуантов и явно проигрывала.
– Ты опаздывала, но все равно помогла. – Алек заставляет меня краснеть. – Я тебе кое-что покажу.
Он тянет меня за собой, прочь из студии. Мы поднимаемся на одиннадцатый этаж, и Алек так и не объясняет, почему мы идем пешком, а не едем на лифте. Стараюсь дышать ровно. Я нервничаю, мы ведь так близко от моей комнаты. И комнаты Бетт, если уж на то пошло.
Мы проскальзываем в коридор. Комендантов не видно. Проходим мимо приоткрытых дверей и ванной – быстро, чтобы не заметили. Я стараюсь не рассмеяться. Стараюсь не попасться на глаза. Я почти никого не слышу – большинство сейчас в кафе, едят после репетиции. Мы проходим до самого конца коридора.
– Ты уже была в Свете? – тянет Алек.
– Где-где? – переспрашиваю я.
– Значит, не была.
Мы заходим в темный чулан в конце коридора. Я думала, тут просто еще одна кладовка. Алек делает вид, что пытается найти выключатель, и проводит рукой по моей шее и пучку.
– Алек, – предупреждаю я, но на самом деле не хочу, чтобы он останавливался.
Он щелкает выключателем. Все стены здесь увешаны фотографиями: Анна Павлова, Михаил Барышников, Марго Фонтейн, Рудольф Нуреев и еще много других. Вон цитаты из балетных сценариев. Фразы о танцах. Идеальные тела, идеальные ноги, идеальные костюмы. Выпускники балетной школы. Члены труппы. Реклама балетных туфель с примами. И повсюду белые лица – белые, как первый снег. Внезапно на меня накатывает тоска по дому и по тому чувству принадлежности, которое я там ощущала.
– Что это за место?
– Джун тебе не рассказала? Оно было здесь с открытия школы. Никто не знает, с чего все началось и кто был первым.
Конечно, Джун мне ничего не рассказала. Она вообще со мной почти не говорит. Я пытаюсь до нее достучаться, но тщетно.
Алек рассказывает мне подробности о Свете, пока я веду пальцами по стенам, изучая фразы и фотографии. Вдруг я замечаю свое имя, встаю на цыпочки, но прочесть никак не получается.
– Алек…
Я чувствую, как его бедра прижимаются к моим. Мне становится жарко. Между нами не остается и пары сантиметров. Он протягивает руку, достает записку, читает, а потом комкает ее. Алек хочет бросить ее на пол, но я перехватываю его за запястье.
– Не стоило приводить тебя сюда, – бормочет Алек. – Так и знал, что они опять…
Разворачиваю бумажку и вчитываюсь. «Джиджи стоит чаще оглядываться». Провожу пальцами по словам. Злюсь.
– Еще что-нибудь видишь?
Он указывает на фотографию слева. На ней я делаю с Анри растяжку той ночью в подвальной студии. Срываю фото.
– Поверить не могу, – выплевываю. – Он просто помогал мне с растяжкой. Мы вообще тогда случайно встретились.
Я почти дымлюсь от гнева. Надеюсь, по мне незаметно.
– Он тебе нравится?
– Кто, Анри?
– Да.
– Нет. – Хочу добавить, что мне нравится Алек, но молчу.
Алек тоже молчит, но я замечаю, как приподнимается уголок его рта. Он сминает фото пальцами.
– Прости, что привел тебя сюда.
– Нет-нет, я рада, что привел. Мне стоит знать, во что я вляпалась, так? «Знай своего врага» и все такое…
– То же они делали и с Кэсси, – говорит Алек. – Началось с того же, с записок в комнате и сумке. Даже в туфлях.
– «Они»? Что за «они»? Что с ней случилось? – спрашиваю, выискивая на стенах что-нибудь еще. Живот скручивает тревога. Анри предупреждал о том же.
– В этой школе тяжело быть примой. Тяжело быть великим и не потерять друзей, особенно девочкам. Мальчишкам нравится соревноваться. Нам только дай повод. Это держит нас в форме. Девчонки же из всего сделают драму, и дружеские соревнования все темное выносят на свет. Они словно с ума сходят.
Алек заправляет волосы мне за ухо, и я снова съеживаюсь – не хочу, чтобы он к ним прикасался.
– Кэсси пришлось уехать на отдых. Она до сих пор там.
– Отдых?
– Да. Она получила здесь травму, и это тяжело на ней сказалось. Тетя отправила ее в специальное заведение. Отец называет это «центром перезагрузки», – шепчет Алек. – Никому об этом не рассказывай. Вообще никому. Пожалуйста.
– Конечно, – заверяю я его. – Что они сделали?
– Издевались в основном. – Он не приводит примеров. – А потом все зашло слишком далеко.
– Но кто это сделал? – Размышляю, стоит ли говорить о том, что ту угрозу на зеркале мне оставила Бетт.
– Я не знаю. Разные люди. Потому учителям трудно найти одного виновного. Кэсси дружила с Бетт, но даже Бетт ничего не смогла узнать.
Я хмыкаю. Странно, я бы решила, что Бетт как-то с этим связана. Она кажется центром всего, происходящего в этой школе.
Алек рассказывает, как они гуляли все вместе. Я киваю и отворачиваюсь. Замечаю на стене белую страницу среди кучи цветных фотографий – почему-то раньше я ее пропустила. Мне становится любопытно, и я заглядываю в нее, пока Алек отвернулся и рассказывает о Кэсси.
Я сглатываю. Это мой сентябрьский медицинский отчет. Моя последняя ЭКГ. Линия задирается вверх и проваливается вниз, как на рисунке маленького ребенка. Мое странное, больное сердцебиение. Я срываю справку и сворачиваю бумажку в комок.
