Это не рука помощи, конечно. Больше напоминание о том, что я не преступница. Не та, кого она ищет. К тому же неплохо, что все это слышит коменда.
Джиджи качает головой. Но я в самом деле не хочу видеть ее такой хрупкой и сломанной. Я просто хочу, чтобы она исчезла.
Комендант уводит ее с такой осторожностью, словно ей нужно сообщить Джиджи о том, что ее любимую собаку переехал грузовик.
Наконец-то она ушла из студии. Остальные тоже. Шоу окончено. Звезда покинула здание. Я резко выдыхаю. Наконец-то.
– Вы вправду так ненавидите друг друга? Это заводит. – Анри приподнимает брови, а я вспоминаю, что он все еще держит мои фотографии.
– Отдай.
Он поднимает их над головой, дотянуться я не могу. Джиджи бы стала подпрыгивать, пытаясь их достать. Но не я. Я просто скрещиваю руки на груди и жду, когда у него устанет плечо. Смотрю на него так, как раньше делал Алек: распахнутые глаза, небольшой наклон головы и недовольное выражение лица. Анри смеется и опускает руку. Еще раз смотрит на фото, а потом кладет их в карман. Так дело не пойдет. Начинаю протестовать, но он меня обрывает:
– Я серьезно, Бетт. Ты великолепна. Не в моем вкусе. Слишком холодная. Но объективно очень горяча.
Не то чтобы мне нужна его поддержка. Мне от этого таинственного французика вообще ничего не нужно. Он ведь никто.
– Вспоминая твое поведение в комнате физподготовки… Что-то сомневаюсь, что я не в твоем вкусе.
Мне противно даже вспоминать об этом, но я не дам ему себя обыграть.
– Может, я ошибся. Так вот, Джиджи…
– Знаю. Сияющая. Невероятная. Не нужно повторять.
Я хочу уйти. Танцевать сейчас все равно не в состоянии. Лучше проведу вечер в общежитии. В одиночестве, которое так внезапно проскользнуло в мою жизнь и стало ее неотделимой частью.
– А ведь ты поцеловала меня в ресторане, – напоминает Анри. – И позволила потрогать себя в воде.
Так хочется заткнуть его. Но вместо этого я сажусь и развязываю туфли.
– Ничего между нами не будет.
Он садится рядом и берет в руки мою стопу. Я сопротивляюсь, но он не отпускает. Ударяю его. Но Анри все равно держит. Снимает пластырь с моих пальцев – нога вся в ссадинах и синяках. Изящной и невесомой она выглядит только в одежке. Голые ноги могли бы принадлежать и огру.
Анри рассматривает мои пальцы, и я вдруг дергаюсь, ярко представив, с какой легкостью он может их сломать.
– Расслабься.
Анри начинает разминать мне ноги, и я сдаюсь. Дело не только в том, что он знает, что делает, – куда нажимать, с какой силой и так далее. Я сдаюсь из-за его взгляда. Анри не станет ломать меня.
Я жду, когда он заговорит о Кэсси. Ее имя скрывается за каждым его словом.
– Тебе все еще нужен Алек, – эхом отдается в почти пустой студии. И каждый отголосок ударяет меня все сильнее и сильнее. Пытаюсь вырваться, но Анри лишь усерднее начинает массировать. Не хочу, чтобы он меня останавливал, но разве правда не парализует?
Со мной это срабатывает. Из-за этой правды я не могу дышать.
– А я хочу вернуться. Снова сиять в журнальных статьях, заключать новые сделки, – продолжает он.
Я его едва слышу. Я даже самой себе еще не призналась в этом – по крайней мере, не произносила эти слова ни мысленно, ни вслух. Но мне стало легче.
Анри отпускает мою ногу. Я встаю, стараясь не показывать, что у меня болит колено. Нужно скорее от него бежать. Он следует за мной, и я оборачиваюсь прежде, чем его бедра прижимаются к моим. Выставляю вперед руку – он упирается прямо в нее. Анри щурит глаза, у него белеют костяшки, и я готова поклясться, что слышу рой мыслей в его голове.
– Алек наверняка взбесится, если увидит нас вместе, – шепчет он и делает шаг вперед. Я сильнее напрягаю руку. Еще ближе он подойти не сможет.
– Да он и внимания не обратит, – отвечаю.
Но я знаю, что Анри прав. Пусть Алеку в самом деле нравится Джиджи, но Анри-то ему не нравится. Они так и не сблизились, хотя живут в одной комнате. Для него Анри – худший вариант из возможных.
– Можем попробовать привлечь его внимание. – Тело Анри прижимается к моему, и мне становится жарко. Наши лбы соприкасаются. – Не сдавайся, красавица. Если я чего-то хочу, то получаю. Маман говорит, зацикленность питает гений и безумие.
Я ненавижу его еще больше за то, что он назвал меня красавицей. Не знаю, что он хотел сказать этой своей цитаткой, но его пальцы остаются на моей спине – не сдаться ему невозможно. У него большие, сильные руки, а меня так давно не касались… так. Это приятно – чувствовать чужие прикосновения на своей коже.
– Со мной не так уж и ужасно. Зато сведем их тут всех с ума. Будет весело, – шепчет он прямо мне в ухо. – А будем танцевать вместе, станем следующей сенсацией в мире балетных пар. И я забуду все, что мне известно, если ты мне поможешь.
Ненавижу, что мое тело так легко расслабилось от его слов и теплого дыхания. Глубоко вдыхаю. Мир вдруг становится далеким и мелким. Я так устала, что почти готова согласиться на все. Разве нельзя мне выбрать легкий путь? Хоть раз?
Анри прикасается ко мне уверенно и агрессивно, совсем не так, как Алек. Словно ему все равно, сделала я что-то с его бывшей или нет. Он крушит все мои мысли о том, что это ужасная идея. Его губы касаются моего уха, а потом Анри прикусывает мочку зубами. Я взвиваюсь – не от боли, она слабая и приятная, – а от того, что я скучаю по тому, как это делал Алек. Контролируемая опасность. Взаимное желание. Я тонула в руках Алека, но Анри – Анри другой. Весь сосредоточен на конечной цели.
– Ты с ума сошел, – вырывается из меня, но это не обвинение. Я показываю ему все свои карты. Я на взводе: не от близости Анри, но от того, что я в самом деле могу вернуть Алека, вернуть контроль над своей жизнью, сделать больно Джиджи и оказаться на обложке журнала не потому, что его купила моя мать.
– Ты знаешь, что я прав. А если нет… Чего тебе терять, правда?
Слышу, как смеются проходящие мимо открытой студии девочки, но не отскакиваю от Анри. Слышу Элеанор, но позволяю Анри наклониться чуть ниже и поцеловать меня. Разрешения он не спрашивал. Руки его шарят по моему телу, я завелась и не могу не отвечать. Мне страшно, но в то же время я чувствую себя в безопасности.
Этот поцелуй скрепляет договор. Он не приятен, но и не… неприятен. Я почему-то чувствую, что снова вернула себе контроль. Что я снова стала Бетт.
36. Джун
После репетиции иду в столовую и выбираю кашу, которую повар делает для азиатских студентов. А у всех остальных – полные тарелки. С настоящей едой. Сегодня подают тако – из-за праздника Синко де Майо
[13]. На столах лежат декоративные сомбреро. Скидываю одно на пол и иду в свой обычный угол, но там уже сидит Уилл. В моем углу. Один.
