– Вы правда только что пили кофе с теми немцами, пока у вас в кармане лежала эта бумажка? – спросила мадам Буан, не в силах в это поверить.
– Вообще-то, как вы помните, я пил мелиссовый отвар. Но да. Так что если, как я, вы решите внять призыву генерала де Голля, тогда я прошу вас остаться на своих местах здесь. Я знаю, это повлечет некоторые неприятные обязанности, не в самую последнюю очередь – готовить еду для вражеских солдат под нашей крышей. Но это также может помочь нам разузнать что-то об их планах и действиях. Нам в руки может попасть возможность спасти отечество и освободить его от немецкого гнета.
Мадам Буан перевела взгляд с Элиан на графа и обратно. Ее смех раздался неожиданно, и Элиан вздрогнула.
– Не очень-то вероятная выйдет секретная служба из нас троих! Если позволите сказать, месье, – добавила она поспешно, вспоминая о манерах.
Граф улыбнулся.
– И именно поэтому, дорогая моя мадам Буан, мы как раз можем преуспеть. Кто станет подозревать нас троих? – Кухарка медленно кивнула, обдумывая сказанное. – Я не прошу вас решать здесь и сейчас, – продолжил граф. – Наш мир этим утром перевернулся с ног на голову, так что обдумайте мои слова хорошенько. Тем не менее… – Он предостерегающе поднял палец. – Я сам намерен делать все возможное, что бы ни произошло. Поэтому прошу вас не обсуждать это с другими, даже с вашими семьями. Мы живем в ненадежные времена, а война так давит на всех, кого коснется, что не предугадаешь. Я не питаю иллюзий по поводу последствий, которые непременно будут, если немцы поймут, что я так галантно впустил их в свой дом вовсе не потому, что стремлюсь капитулировать перед новым режимом, а как раз наоборот.
– Мне не нужно время на раздумья, – решительно объявила мадам Буан, бросая полотенце. – Кто-то должен будет о вас заботиться, месье. Пуще прежнего, раз дом кишит немцами. Я останусь.
Элиан заколебалась, вспомнив слова, сказанные мадам Буан ранее. «Лучший способ пережить то, что нас ждет впереди, – жить своей нормальной жизнью». Возможно ли это теперь, когда в Шато Бельвю станут жить немцы? Внезапно представшая перед ней картина бредущей по дороге Мирей с ребенком на руках – и мысль о том, что немцы сделали с матерью Бланш, – заставили ее резко вдохнуть. Она подумала о Матье, от которого не было вестей уже больше двух недель. Что же, он застрял в неоккупированной области и не может до нее добраться? Или решил остаться с отцом и братом? Пытался ли он с ней связаться, как пыталась она? Дошли ли до него ее письма? Как – и когда – они смогут снова быть вместе? Тоска по нему засела у нее в груди, тошнотворная боль, давящее чувство потери, от которого перехватывало дыхание, а сердце, казалось сжималось в комок. Как такое могло случиться? Как мог кто-то где-то однажды решить провести линию на карте, которая вот так их разлучит? Эта линия неумолимо прошлась по общинам и семьям, рассекла Францию на две части.
В этот момент она поняла, что жить нормальной жизнью дальше просто невозможно. Мир перестал быть «нормальным». Настал момент сражаться за то, что важно. Они жили с врагами; настал момент делать все, что в ее силах, чтобы сопротивляться.
Аби, 2017
Ночной воздух плотный и тяжелый, как одеяло. Я лежу под своим балдахином из москитной сетки, широко раскрыв окна и ставни в надежде, что этим удастся заманить ветерок, если появится хоть малейшее его дуновение.
Слабые пульсирующие звуки танцевальной музыки, доносящиеся с холма, стихают и замолкают – свадебная вечеринка подходит к концу. Я уже привыкла к заведенному распорядку, хотя каждое мероприятие немного отличается от других. А еще я понемногу набираюсь уверенности. Пока сломанное запястье Карен заживало, я взяла на себя кое-какие дополнительные обязанности и в кои-то веки выполняла часть работы на публике. Признаюсь, перед этим я так нервничала от мысли, что буду в людном месте, что меня чуть не стошнило. Но неподалеку был Жан-Марк, работал за баром, и хорошо было видеть, как он ободряюще улыбается мне каждый раз, когда я пробегаю мимо. И, конечно, хорошо было знать, что Сара и Тома тоже где-то рядом. А гости все были такие дружелюбные и так веселились, что невозможно было не расслабиться и не порадоваться вечеринке вместе с ними.
Полагаю, большинство свадеб счастливые. Мне, наверное, просто не повезло.
Ворочаясь с боку на бок в душной темноте, я размышляю о выборе, который приходилось совершать Элиан и ее семье. Мадам Буан сказала, лучше всего попытаться жить нормальной жизнью, попытаться игнорировать войну. Не представляю, как это было бы возможно. Я знаю, некоторые сотрудничали с немцами. Кто-то, наверное, верил в их идеалы. Другие, скорее, были напуганы, столкнулись с невыносимым выбором, прибегали к сотрудничеству как к средству самосохранения. А некоторые выбирали путь сопротивления.
Я обдумываю то, что Сара рассказала мне об Элиан. Она явно была миролюбивой, мягкой душой и, как и ее мать, стремилась спасать жизни, поддерживать новую жизнь и заботиться о тех, кто стар и болен, как граф. Но она без колебаний выбрала сопротивление, когда перед ней встал выбор.
Мне стыдно, что я сопротивлялась только в самом конце. Мне понадобились годы, чтобы найти в себе силы, потому что я быстро увязла в паутине Зака. Он систематически демонтировал мою личность, а она, пожалуй, никогда и не была особенно крепкой. Мне проще было замкнуться в своей стеклянной башне, глядящей на реку; проще остаться внутри, чем выйти исследовать новый район; проще извиниться перед немногочисленными друзьями, чем терпеть еще один вечер Заковой грубости и холодности по отношению к ним, ощущая неуловимую перемену в его настроении, которая, как я знала, не сулила мне ничего хорошего по возвращении домой.
Вскоре мы стали видеться только с его друзьями. Я пыталась встречаться со своими без него, но к тому времени, как я возвращалась домой, Зак неизбежно напивался в одиночестве. А когда он был пьян, все было для меня еще хуже. Так что, как ни парадоксально, безопаснее было отказаться от друзей, которые могли бы помочь мне сбежать из моего брака, знай они, что происходит. Я так увязла в паутине Зака, что побег стал невозможным.
Я пыталась убедить себя, что моменты, когда он был любящим и заботливым, важнее, что вспышки его гнева – лишь облака, проплывающие по синему небу нашей совместной жизни. И потом, у всех пар бывают ссоры и неурядицы, да ведь? Или нет? Я не знала. Мне некого было спросить, не с кем сравнить впечатления, чтобы попытаться понять, где проходят границы у «нормальных» людей.
К тому времени я уже знала, что я не «нормальная». Зак много раз говорил мне об этом.
– Если бы я понимал, насколько ты ущербная, я бы никогда на тебе не женился, – холодно заметил он однажды, обнаружив меня свернувшуюся на кровати и молча рыдающую. – Возможно, моя мать была права.
Но с другой стороны, он преподносил мне подарки, стараясь, чтобы мне стало лучше (или чтобы успокоить собственную совесть?). Он купил мне дорогой новый телефон. Я была в восторге, когда он протянул мне его однажды за ужином. Но потом он взял телефон у меня из рук и настоял на том, чтобы настроить его за меня.
