Голос у него был мягкий, но, подняв глаза, Элиан увидела, что он пристально на нее смотрит. Она коротко кивнула:
– Конечно. Без нее у меня вдвое больше работы. Так что прошу меня извинить, месье, мне нужно идти.
– Конечно, мадемуазель, – улыбнулся он, – не стану задерживать вас, раз вы так заняты. Хорошего дня.
– Бон журнэ, месье.
После этого разговора руки у нее дрожали. Почему он упомянул отсутствие Франсин сразу после вопроса о Лизетт? Обычно Элиан хорошо разбиралась в людях, но обер-лейтенанта Фарбера она понять не могла. Он был врагом, но в то же время казалось, что он хочет быть другом. Он говорил искренне? Или это просто была попытка обмануть ее и заставить что-нибудь выдать?
Как много он знал? Что видел? Глядя, как он поднимается по ступенькам мэрии, она бессознательно подняла руку, чтобы погладить шелковый платок, который сегодня повязала вокруг шеи.
И только тогда она заметила, что с другой стороны площади за ней наблюдает человек. Молодой мужчина размером с медведя, с темными растрепанными волосами.
Сердце у нее екнуло, а глаза наполнились слезами радости.
– Матье! – вскрикнула она и бросилась навстречу ему, тоже шагающему вперед, чтобы крепко ее обнять.
* * *
Они сидели в Кафе-де-ла-Пэ, ожидая, пока приедет Гюстав, и крепко держась за руки. На столе рядом с ними остывали чашки горького суррогатного кофе. Элиан столько всего нужно было спросить, и столько всего рассказать!
Но еще было много всего, о чем она не могла рассказать, напомнила она себе. Она не могла сказать, что Бланш на самом деле не дочка кузена Гюстава. Не могла рассказать, как однажды ночью Жак Леметр пересек плотину и что он не просто помощник пекаря. Не могла рассказать, как Ив предупредил некоторых их еврейских соседей о неминуемой депортации, давая им время сбежать. Не могла рассказать, что сделала Лизетт и куда делась Франсин. Не могла Элиан рассказать и о своих прогулках вокруг садовых стен в шато. От всех этих секретов ей почему-то казалось, что они по-прежнему далеко друг от друга, несмотря на то, что сейчас он был здесь, рядом с ней.
– Не могу поверить, что ты действительно здесь! – Она поглаживала мозолистую ладонь Матье и более мягкую кожу на тыльной стороне руки, загоревшей от постоянной работы на улице. После всего, что было, эта рука одновременно казалась знакомой и чужой. – Как у тебя получилось? Как ты сюда попал?
– Перешел через мост, конечно, – рассмеялся он. – Все официально. Вот, мои документы в порядке, – он вынул из нагрудного кармана легкой куртки разрешение на проезд. – Я направляюсь в Бордо на неделю. Пройти обучение для новой работы. Мне удалось получить место на железной дороге в Service de Surveillance des Voies
[37].
Элиан озадаченно посмотрела на него:
– Служба наблюдения за железными дорогами? Что это значит?
Отвечая, он отвел взгляд:
– Я буду частью патрульной группы, которая следит, чтобы на линии между Бривом и Лиможем не было подрывных действий.
– Подрывных действий? Что ты имеешь в виду?
– В последнее время выросла активность Сопротивления. Эта линия – часть стратегической железнодорожной ветки между Парижем и Тулузой. Моей задачей будет обеспечить, чтобы поезда могли и дальше ездить без проблем. Обучение будет в Бордо, но мне удалось убедить нынешние власти, что это лучший маршрут, чтобы туда добраться. Я смогу провести с тобой эти выходные и следующие, но потом должен буду вернуться в Тюль. Я пытался послать тебе открытку, чтобы предупредить, но она вернулась со штампом «Inadmis»
[38], потому что я указал причину своего приезда, а это, оказывается, запрещено между оккупированной и неоккупированной зонами. Ну, в общем, я здесь! Двое выходных с тобой, спустя столько лет: это похоже на чудо!
В этот момент появились Гюстав и Ив на грузовике, приехавшие за Элиан. Они были удивлены и обрадованы, увидев Матье, так что за встречей последовало много объятий и похлопываний по спине.
– Идемте, – сказал Гюстав, когда Матье кратко объяснил, как он добрался. – Мы не должны терять ни минуты, пока ты здесь. Поехали на мельницу. Лизетт так рада будет тебя видеть. Расскажи-ка, как твой отец? И Люк?
Они погрузили корзинки и поспешно забрались в грузовик, направляясь домой.
* * *
Тем вечером Элиан и Матье сидели у ивы точно так же, как раньше. Вот только из-за колючей проволоки теперь невозможно было сидеть на берегу под покровом ветвей, так что они расстелили кусок брезента, взятого из сарая, и уселись выше на берегу, подставляя лица теплому летнему вечеру.
Матье присвистнул, впервые увидев перемены, произведенные немцами на мельнице: хотя безжалостный клубок шипастой проволоки частично закрывал вид на том берегу, исковерканные остатки деревьев все же виднелись за еще одной проволочной стеной. Ее солдаты установили утром, закончив убирать акации.
– Когда срубили деревья? – спросил он.
– Сегодня. И проволоку там добавили тоже сегодня. Усиливают меры безопасности.
Он кивнул, потом обернулся к Элиан:
– Я пытался прийти и повидать тебя раньше. Как-то ночью в прошлом году мне удалось найти попутку и доехать до самого Сент-Фуа. Остаток пути я прошел пешком, прячась от патрулей на том берегу, у меня тогда не было разрешения на проезд. Я знал, если меня поймают, это сразу тюремный приговор или депортация в рабочий лагерь. Но я должен был рискнуть, попытаться увидеть тебя. Я добрался досюда, но на том берегу понял, что кто-то закрыл шлюзы и плотину не пересечь. Я попробовал, но пришлось развернуться.
Элиан наклонилась ближе и поцеловала его в щеку.
– О, Матье. Я все равно всегда знала, что ты где-то там. Даже когда открытки не приходили, а мои возвращались обратно ко мне. Это не имело значения. Я знала.
– Эти треклятые открытки. Ставь галочки и пытайся уместить в тринадцать строчек все, что на сердце, зная, что их прочитают, а может, вернут обратно или уничтожат. Ужасно, что эта война не дает нам свободно говорить. Они отобрали у нас нашу страну и даже отобрали наши голоса.
– Но есть вещи, которые они не могут забрать, – ответила она мягко. – Нашу реку, например. Они могут заключить ее в клетку из проволоки и срубить деревья, но ты только посмотри, – Элиан указала раскрытой ладонью на воду, которая в вечернем свете превратилась в золото. Несколько мгновений они наблюдали за танцем сапфирово-синих стрекоз. – А еще они не могут отобрать наши надежды и мечты – сколько бы правил и предписаний они ни вводили, сколько бы ни морили нас голодом.
Он поцеловал ее в ответ, и они сидели, держась за руки и глядя, как мимо проплывает река, несущая их мечты в будущее. Потом Матье сказал:
