Тот снова пожал плечами.
– Думаю, да. – Он старательно избегал взгляда Элиан.
– Ладно. В таком случае можете возвращаться к своим обязанностям, дамы. В конце концов, ужин генерала нельзя задерживать. – Он снова вперил в Элиан свои глаза-бусинки, словно оценивал потенциальную жертву. – Но предупреждаю, мадемуазель. Кто бы ни были ваши друзья, мы за вами наблюдаем.
После этого двое гестаповцев встали и надели фуражки, стукнули каблуками и отсалютовали генералу отрывистым «Хайль Гитлер!». Когда они с мадам Буан спешно возвращались на кухню, Элиан услышала, как заводится мотор машины и она отъезжает от шато. Только после этого она почувствовала, что снова может дышать.
– Этот обер-лейтенант Фарбер какой-то чудной, – заметила мадам Буан, помешивая бланкет, кипящий на медленном огне. – Благодаря ему мы в этот раз очень легко отделались.
– Он не такой, как другие, это правда, – кивнула Элиан. – Но, может, он не чудной, а просто человечный?
Мадам Буан остановилась, уперла руки в бока и проницательно посмотрела на Элиан, приподняв брови. Она сжала губы и покачала головой.
От внезапной мысли, что мадам Буан может подозревать ее в настоящей связи с офицером, желудок Элиан сжался, а лицо исказилось от ужаса.
– Мадам, вы ведь не поверили, что у меня есть какие-то отношения с этим человеком, кроме самой поверхностной дружбы, которая только и может быть между врагами?
Мадам Буан улыбнулась и снова покачала головой.
– Ни на секунду, Элиан. Я знаю тебя. Знаю, что ты готова сделать, чтобы защитить тех, кого любишь. Знаю также, чего бы ты никогда не сделала. Я вижу твою смелость и твою принципиальность каждый день. Я просто удивилась на саму себя. Мне уже и забылось, что можно быть цивилизованным. Возможно, ты права. Эта проклятая война идет так долго, что мы уже забыли, что значит быть человеком. Если бы в мире было больше таких мужчин, как обер-лейтенант Фарбер и господин граф, может, и не было бы больше войн.
Успокоенная, Элиан повязала передник и снова взялась за чистку картошки к ужину. Но потом она вспомнила взгляд того гестаповца и злорадные нотки в его голосе, когда он сказал, что они за ней наблюдают. Что он имел в виду? Что они видели, как она гуляет вокруг садовых стен? Они заметили, как она вчера прохаживалась взад и вперед, предупреждая макизаров о том, что Жака Леметра раскрыли и нужно остановить его, прежде чем он вернется к себе в квартиру? И кто был тот «неравнодушный гражданин», сообщивший им об Элиан, о котором упоминал гестаповец? Стефани?
От этой мысли у нее задрожали руки, нож в них сорвался и впился ей в большой палец. Вода в миске стала красной – цвета шелкового шарфа, цвета опасности, пока она не остановила кровотечение подолом передника.
Аби, 2017
Герб графов де Бельвю по-прежнему здесь, над камином в гостиной. Полируя инкрустированный овальный стол в противоположном конце комнаты, я представляю, как Элиан и мадам Буан стояли здесь перед гестапо. Какая впечатляющая пара: пожилая кухарка и хрупкая молодая девушка, вместе противостоящие силам зла.
Пересказывая историю, Сара упомянула мысли Элиан о сети людей, тайно работающих вместе, чтобы передавать сообщения. Когда я заканчиваю оттирать излишки воска с поверхности стола, переливающейся от старинной патины, кое-что приходит мне в голову. Мирей вернулась в Париж и после этого будто бы почти не общалась со своей семьей, если не считать случайных шаблонных открыток в тринадцать строчек – единственной разрешенной корреспонденции в оккупированной Франции. Но раньше Сара говорила, что, уезжая с мельницы, Мирей упоминала что-то о том, что, возможно, сможет помочь другим людям, как Эстер и Бланш. Почему-то мысли Элиан о подпольной сети людей напомнили мне об этом.
Я прячу тряпку в ведро с принадлежностями для уборки и спешу назад на кухню найти Сару. Она только что приготовила наш утренний кофе и теперь расставляет на столе кофейник и чашки. Поставив на пол собственное ведро, к нам присоединяется Карен, а из сада заходит Жан-Марк. Он вытирает ноги о коврик у двери и моет руки, прежде чем сесть рядом со мной, потом снимает кепку, которую носит на улице, и кладет ее на стол возле себя. Я передаю ему чашку кофе, и он благодарно улыбается.
Наливая себе в чашку молока, я спрашиваю Сару о Мирей, и она кивает, передавая по кругу тарелку с печеньем.
– Мирей играла собственную, очень активную роль в Париже. Квартира над ателье, где она шила модную одежду для тех, кто еще мог это себе позволить (а такие были даже в военные годы), использовалась как место для тайных встреч. Мирей была проводником – одной из тех, кто помогал другим сбежать. Одних, наверное, посылали сюда, перевозя с одной квартиры на другую по тайным дорогам, ведущим к Пиренеям, а затем через Испанию в Португалию. Из Лиссабона можно было уплыть в Америку, в безопасное место. О да… – ухмыляется Сара. – Мирей сыграла свою роль, еще как. Но это, пожалуй, отдельная история.
Карен допивает остатки своего кофе и встает, стряхивая с рук крошки печенья, готовая вернуться к работе.
– Ну что, Сара, – начинает она. – Когда ты отведешь Аби познакомиться с ними?
У меня отвисает челюсть, а чашка кофе застывает в воздухе, когда до меня доходит смысл ее слов. До сих пор история Элиан казалась далеким прошлым, и я полагала, что сестры Мартен давно мертвы, даже если им удалось пережить войну.
– Элиан жива? – изумляюсь я. – И Мирей тоже?
Сара кивает:
– Да. Им обеим сейчас далеко за девяносто. Вообще-то, думаю, Мирей в следующем году исполнится сто. Да и Элиан немногим меньше, она всего на несколько лет моложе.
– А Ив? – спрашиваю я с жаром.
Сара качает головой.
– К несчастью, нет. Несколько лет назад у него случился инсульт, после этого он прожил всего несколько месяцев. Но его сестры по-прежнему полны сил. Если хочешь, я узнаю, можно ли в ближайшее время навестить их и попить с ними чаю.
Я улыбаюсь от уха до уха.
– Очень хочу!
Сара и Карен уходят продолжить работу, Жан-Марк поднимается на ноги, снова надевая кепку. Он смотрит на меня и медлит, как будто набираясь смелости что-то сказать. Я встречаю его взгляд, вопросительно приподнимая брови.
– Знаешь, Аби, ты выглядишь совсем иначе, когда улыбаешься, – замечает он робко. – Тебе правда стоит делать это почаще.
Элиан, 1943
Стоял канун Дня Всех Святых, и ночью первый осенний мороз покрыл серебристой пылью каждую ветку, каждую семенную коробочку и каждую травинку. Но теперь октябрьское солнце начинало волшебное представление, стягивая с реки туман и стирая сверкающие иглы мороза, распространяя свое волшебство по темной земле.
Элиан пошла открыть курятник в сопровождении Бланш. Той нравилось наблюдать, как петух важно выходит, с напыщенно-важным видом расправляя крылья и объявляя, что теперь день может начинаться. Затем, шквалом перьев и нестройного квохтанья, за ним высыпали куры, тут же начиная копаться в пыли в поисках насекомых.
