– Да как же вы не можете взять в толк, – с удивлением произнес Есипович, – что любая крупная мануфактура здесь завязана на самого! А вы даже не почесались испросить дозволения. Тем более что маршрут известен, дорогу к Анастасии Казимировне не забыли?
– Так не проще ли было занести самому?
– Изволите шутить? Зачем тогда на службе эта куча прихле… ну вы поняли. Кстати, одна из тысяч, взятая мною у вас идет на убранство только что выстроенной Верхне-Георгиевской церкви. И так делает каждый.
– Генрих Вальдемарович, – с сожалением произнес я, – а вам не обидно за Россию? Что у нас вот так, все через одно место происходит?
Есипович быстро взглянул на меня неожиданно злыми глазами.
– Вы хотите сказать, Алексей Николаевич, что вы не желаете, чтобы все было по-старому?
– Я думаю, что терпеть прежнее положение вещей невозможно, – резко высказался я. – Так больше продолжаться не может. Я ни копейки больше не заплачу ни Ашу, ни Машу, ни кому-либо другому.
Минуты две Генрих Вальдемарович ничего не отвечал, и мы молча стояли напротив друг друга. Лицо Есиповича было красное, как помидор, и носило решительное выражение, но вдруг это выражение поменялось, он рассмеялся и тихо произнес, пожимая плечами:
– Не будем спорить, и надеюсь, кроме меня вы об этом никому не расскажете. Ни вам и не мне менять устоявшиеся реалии, ибо так и до французских событий недалеко. Подумайте об этом, ибо, – прибавил он, покровительственно смотря на меня, – мы даже представить себе не можем, что произойдет, если исчезнет круговая порука. У нас по-другому не выходит. – Сказав это, Есипович повернулся к ожидающему его экипажу и, усевшись, вдруг высунулся: – Конечно, – тихо сказал он, глядя на меня испытующим взглядом, – поступать по совести это ваше право, но помните: якобинство давно вышло из моды. Однако если вы так ратуете за Россию, как и я, мы должны идти одной дорогой, и мои мысли совпадают с вашими. По крайней мере, я так думаю.
Немного по-военному, коротко кивнув головой, словно произнеся: «честь имею», штабс-капитан стукнул рукой по дверце, подавая знак кучеру и оставляя меня в одиночестве.
Мысли неслись в моей голове вихрем, одно предположение сталкивалось с другим, пока я, наконец, не побрел обратно в цех. Без сомнений, все, сделанное Генрихом Вальдемаровичем, направлено только для его пользы. Он давно собирался перебраться в Смоленск, и своим действием набрал дополнительные очки в глазах своих будущих друзей. Но его последние слова… Сплошное противоречие. Однако бог с ним, с Есиповичем. Сейчас стоит подумать, где ставить казарму на тридцать мест. Кстати, по всей видимости, здесь появится первое военное поселение
[34].
* * *
Через три дня с момента открытия цеха в двадцати верстах от Борисовки, похоже, свершалось историческое событие. Смоленск просыпался. Тележка пекаря уже протарахтела по улице, прогоняя остатки ночной тишины нескладным перезвоном колокольчиков. Молочник развозил свои бидоны от дома к дому, а вдали слышался рожок рыбака, спешащего предложить дары Днепра. Все эти мелочи не укрылись от внимания Бранда. Момент настал. Дальнейшее промедление могло лишь продлить его страдания. Других занятий у него не осталось: нужно было лишь снять засов с двери магазина, оставив проход свободным, и поправить висевшую на гвозде вывеску, завлекая всех прохожих, чей взгляд мог остановиться на витрине. Последнюю задачу Бранд выполнил, позволив засову упасть с оглушительным, как показалось его напряженным нервам, грохотом. Теперь, когда последний барьер между ним и внешним миром оказался разрушен, он зашел за прилавок, рухнул в мягкое кресло и принялся полировать бронзу пистолетной рукояти. Спустя пару минут он оторвал взгляд от оружия и посмотрел направо. Рота оловянных солдат выстроилась по одной из полок, их оружие и униформа были раскрашены, как подобало императорской армии, а офицер, в окружении знаменосца и барабанщика, был повернут к нему головою и словно спрашивал: «когда поступят новые ружья?» Что ему мог ответить оружейник, если даже в Туле, от его с Полушкиным новинок убегали как черт от ладана?
Колокольчик на двери прозвучал внезапно.
– Иван Матвеевич, здравствуйте.
– Доброго утра… – произнес Бранд, поднимаясь с кресла.
– Малкин, Илларион Федорович, – представился вошедший.
– Илларион Федорович, прошу, проходите. У нас новые поступления, как всегда есть прекрасные бельгийские ружья для охоты, несколько образцов оснащены шнеллером
[35], есть возможность установить диоптрический прицел для меткой стрельбы, превосходного качества порох и специальная лядунка с секретом.
Малкин сделал пару шагов и остановился перед прилавком. Висевшие на стенах образцы его не заинтересовали, и он выжидающе посмотрел на оружейника, требуя всем своим видом эксклюзивности. Наконец, купец произнес:
– Я, откровенно говоря, далек от всего этого, – сказал он спокойно и серьезно. – Меня не прельщает охота, и я считаю это пустой тратой времени. Однако нынешнее положение дел таково, что моим приказчикам требуется нечто большее, чем сила защищающего их закона.
– Я бы рекомендовал нанять охрану, – сказал Бранд. – Даже самое совершенное оружие в руках дилетанта окажется бесполезным.
– Полностью разделяю вашу точку зрения. И все же, Иван Матвеевич, мне необходимо приобрести несколько единиц компактного и желательно надежного оружия. Такого, как вы продали Николаю Евграфовичу Храповицкому в феврале этого года.
– Пара двуствольных пистолетов Джозефа Эгга? – уточнил Бранд.
– Вполне возможно.
– Это очень дорогое оружие, – стал рассуждать Иван Матвеевич, – сорок рублей серебром, и на сегодняшний момент изделий оружейников «Tatham & Egg» в наличии нет, а ждать заказа можно более полугода.
– Как жаль… – выдохнул Малкин.
– Не испытывайте сожаления, – с улыбкой сказал Бранд. – Думаю, я смогу угодить и предложить вам кое-что получше. Если обождете минуту, я попрошу подменить меня свою супругу, и мы с вами спустимся в тир, где вы все увидите своими глазами.
Вскоре, пройдя через подсобное помещение, Бранд и Малкин оказались во дворе, где по ступенькам спустились в недавно отстроенный погреб, по виду напоминающий ледник, только намного длиннее и с необычными вентиляционными трубами. Как только было налажено освещение, оружейник раскрыл перед купцом лакированный ящичек и извлек из него многоствольный пистолет.
– Прошу прощенья за свою невнимательность, – с восхищением произнес Малкин. – Мне сразу бы стоило поинтересоваться новинками. Но, позвольте, а где же…
