– К вашим услугам, – произнес унтер-офицер, отсалютовал и спустя минуту вышел во двор.
Присматривая за ним из-за занавески, я увидел, как унтер собрал возле себя пятерых солдат и услышал, как после короткого объяснения одобрительно зашумели фузилеры. Сам же Ежи Тыц, не иначе уже ощущая двухмесячный оклад
[46] в своем кошельке, с иголочки мундир и нового коня, вместо своей клячи, стал громко отдавать команды.
Когда мы выезжали из трактира, ни я, ни мои спутники не могли знать, что в пятидесяти шагах по дороге на Сандомир, в петле на дубовом суку висело тело несостоявшегося разбойника Яныка. Правосудие в этих краях, несмотря ни на какие новопринятые кодексы, часто вершилось по старинке, со всеми приверженностями к традиционным ценностям и порядкам. Впрочем, как и во многих других случаях, личная заинтересованность играла здесь далеко не последнюю роль.
Днем погода стояла сухая, теплая, и мы каждый день проезжали по шестьдесят верст, а ближе к ночи кутались во все, что могло хоть как-то согреть, проклиная постоялые дворы и вспоминая уютный трактир. Надо отдать должное польскому унтеру и его людям, что принятые на себя обязанности они выполняли со всем старанием. Шли все время в авангарде, бегло осматривая одиночные повозки и подозрительных путников. А вот, на пристроившихся к ландо «штеттинских купцов» особого внимания не обратили: рыжих и одноглазых среди них не было, значит, и переживать не о чем.
6. Первым делом орало, но в итоге все равно получился щит и меч
В лесу пахло осенью. Летучая паутина носилась по воздуху длинными тонкими нитями, цепляясь за покрасневшие листья деревьев. Головки репейника, словно верхушки изгороди, кусты и даже пожухлая трава местами были затканы их золотистою пряжею как сетью. В полях зеленели озимые, а на лугах еще колыхалась трава, которую можно было скосить и заботливо сгрести в копны. Кругом все так ясно и тихо. При виде этой красоты как-то терялся дар речи – напрасно я думал, будто ничего уже не увижу нового в природе Смоленщины: ведь иные поэты, вызывавшие восторг читателей, восхваляли лишь бледный ее отпечаток. Слух отказывается ловить голоса леса, плеск воды и шелест дуновения ветра, а глаза не могут уследить за качающейся зеленью лугов и бегущих облаков. Но когда душа очнется, перед нами вновь возникнет эта невероятная картина самого величайшего художника всех времен и народов, уста наши тихо воспоют ей хвалу, и эта божественная живопись обострит все наши чувства. Природа Смоленщины бесподобна, как Афродита: звук ее речи, ее взгляд, ее легкие шаги по ковру влажнотравья вдохновляют нашу песнь, и всем она кажется прекрасной. И все вокруг смыкает печатью молчания уста. Нельзя одновременно видеть и воспевать великую красоту мира: она поневоле возвращается к нашей душе лишь в бледном отражении неверной памяти. Кстати, о душе. Никак не ожидал от себя такого интересного ее состояния. Едва наш караван из карет и повозок пересек границы губернии, как я почувствовал в себе какое-то спокойствие. Словно неприступная стена за спиной выросла. И это чувство, похоже, испытала многострадальная Анна Викентьевна. Вскоре нам удалось обстоятельно поговорить. До этого дня Ромашкина была всей душою в прошлом, и худо ли, хорошо ли, последние события были для нее всем. Она не видела, или, скорее всего, не желала ничего слышать, запершись в самой себе как в скорлупе. «Господи! Сколько же она пережила? Это совсем другой человек. Не зря бытует мнение, что время заточения в темнице оставляет неизгладимую печать», – думал я, украдкой посматривая на ее исхудалый стан и впалые щеки. И вот, на следующий день, как мы остановились в роскошном новом доме Есиповичей, скорлупа, похоже, треснула.
– Послушайте, – сказал я вкрадчивым голосом, – пожалуйста, не волнуйтесь. Я знаю, что вы пережили, и если весь этот кошмар держать в себе, то вы только хуже себя этим расстраиваете. Будьте спокойны, я у вас ничего не хочу выспрашивать, кроме того, что вы сами сочтете нужным мне сообщить. Договорились?
Анна сбивалась, не договаривала, стараясь из всех сил смягчить грубую истину, стиснув бледные, тонкие пальцы. Как следствие, путалась в этих усилиях, как в сетях, и часто, запнувшись на полуслове, вдруг умолкала, как бы сама испуганная тем, что готова была сказать. Несмотря на все эти задержки, кое-что, однако же, выяснилось. Похитители были настолько уверены в себе, что практически не соблюдали конспирации. В Вильно Жульет кто-то помогал, причем содействие было оказано на весьма высоком уровне. По крайней мере, два персонажа: мадам Хорошевская, имевшая особняк на Немецкой улице, и скверно говорящий по-французски Миша, к которому иногда обращались «ваше сиятельство». Думаю, разыскать их не представит какой-либо сложности, остальные же негодяи давно получили, что заслуживали. Вспышка откровений, так вовремя посетившая Анну Викентьевну, однако, скоро прошла. Она рассказала мне все от чистого сердца, и мы вернулись к первоначальному состоянию, словно и не было этого разговора, с одним изменением – с этого момента Анна стала улыбаться, а после того, как Елизавета Петровна согласилась патронировать над ней до приезда мужа, то и легкий румянец заиграл на ее щеках. Осмелюсь предположить, что для женщин, не обремененных хлопотами, лучшее средство от всяких душевных невзгод – это забота о себе и своих капризах, а не пичканье сладкими и горькими микстурами в час по чайной ложке или чтение лирических куплетов. Два-три новых платья, шляпки, перчатки, зонтики, туфельки, пушистая и золотая прелесть. Чуть не забыл, несомненно, выход в свет (иначе для чего покупаются все эти новинки), дабы получить свою долю внимания – и, о чудо! Лекарство действует. Да, женщины понимают, что это эффект плацебо, но их мозг так хитро устроен, что предохранитель, под названием инстинкты, старается отсечь негатив прошлого, дабы наилучшим образом осязать хорошее будущее. Но горе тому, кто решит, что прошлое забыто.
Для второй половины человечества природа не стала ничего усложнять: дубина, шкура, мясо, а где-то в промежутке развлечения. Да, упрощенно, но и теорема Пифагора не сложнее веника. Так что, засучив рукава, я принялся воплощать задуманное. «Без усилий нет заслуги, без борьбы нет победы». Этот лозунг я написал на заглавном листе толстой тетради, где были расписаны пара десятков технических новинок, которые предстояло изготовить на станках выстроенной в Борисовке мастерской. Большинство из них я собирал лично, имел опыт в использовании и сложностей в применении на месте не предполагал. Тем более что помощь мне будут оказывать работающие ни один год с железками слесари из Тулы. К тому моменту, когда из Англии прибудет заказанный груз, никто и понять не сможет, что за стенами из красного кирпича производятся отнюдь не товары народного потребления. Что ж, начнем с простого, дабы длинный ряд неудачных попыток не омрачал жизнь и не прошел в памяти людей траурной процессией. Начнем с сенокосилки. Не зря я по дороге домой обращал внимание на нескошенные луга. Трава сейчас не имеет той «нажористости» для скота, но изобилие сена еще никому не навредило, а уж объяснять то, что один крестьянин на лошадке заменит три десятка косарей, так даже вопрос не стоял.
