– Перо и бумага у меня с собой, – сказал я, показывая на планшет, висящий на узком ремешке через плечо. – Обойдемся без говорливой Луизы, диктуйте.
Когда мы закончили, в гостиницу зашел еще один представитель силовых структур, приведенный хозяйкой гостиницы. Лишенный трех пальцев на руке, он тем не менее ловко связал преступника, выпил мимоходом стаканчик вина и, погрузив Макларена на плечо, как мешок с отрубями, вынес того на улицу.
– Вы мне очень помогли, месье, – сказал Жан-Люк.
– Пустяки, – ответил я. – Там, откуда я родом, это называется гражданский долг.
– Простите, а откуда вы родом? – поинтересовался Видлэн.
– А я разве не сказал? Из России.
– Из России, – медленно проговорил он, словно что-то пытался вспомнить, – ах, да! Знаете, у нас как раз находится под надзором какой-то русский. Он что-то проектирует в порту, и я думаю, если вы там окажетесь, даже сможете с ним пообщаться. Осмелюсь предположить, что для него встреча с соотечественником на чужбине станет исключительным событием.
– Интересно, а за что его…
– Предполагаю, что ничего существенного, – флегматично ответил Жан-Люк, – было б что-то серьезное, его б отправили в Брест. Если хотите, я, конечно, узнаю, но, насколько мне известно, самое злостное преступление здесь совершил некто Груар: украл козу.
– Непременно последую вашему совету, – сказал я и попрощался с Жан-Люком.
В принципе, потраченные несколько минут на составление каталога акций несуществующего предприятия не просто сэкономили мне уйму времени, а и пролили свет на одну аферу, в которую угодил сын графа со своим дружком. К тому же теперь я располагал хоть какой-то информацией о Еремееве. Так что все вышло более-менее удачно, и вместо прогулки я заглянул к Полушкину с братьями. Те приговорили прямо в номере огромную сковороду с омлетом и совершенно бессовестно играли в карты, попивая вино.
– Как устроились? – спросил я.
– Все лучше, чем в лесу, – ответил Иван Иванович. – А вы, Алексей Николаевич, узнали что-нибудь по Ефрему Михайловичу?
– Кое-что стало известно. Еремеева подрядили на какие-то работы в порту, и после завтрака желательно его разыскать.
– Тогда ждем команды, – ответил за всех Полушкин.
Вернувшись в номер, я попытался представить, каким образом Макларен сумел убедить такую кучу совсем не глупых людей вложиться в призрачные тюки с кружевом, приготовленные для отправки в Америку. И получалось, что чем больше процентов прибыли он обещал, тем более охотно шла публика. Второй вопрос, который не давал мне покоя, касался детальной описи вещей преступника, и в первую очередь не номеров акций, а шести имен и вписанных напротив них цифр. По-моему, Жан-Люк был далек от откровенности, но она мне особо и не требовалась. Макрон был одним из той шестерки, и теперь повод для разговора с ним появился. Вскоре в дверь моей комнаты постучались, приглашая спуститься в столовую. За столом восседала умиротворенная (очевидно, короткое путешествие не вызвало неприятия) Полина в ярком зеленом одеянии и необычном головном уборе: из тюрбана на ее голове торчали какие-то подозрительные засохшие листья и неестественно ярко-красные круглые ягоды, скорее всего, деревянные. Виконтесса благостно и вполне откровенно мне улыбалась, нетерпеливо поглядывая на стол, – проголодалась, наверное. Вскоре с кухни появилась Луиза, поторапливавшая мальчика-поваренка с огромным подносом, а за ним – служанка с какой-то тележкой. Полина развернула салфетку и красноречиво глянула на прислугу. Та начала расставлять блюда. Я внутренне напрягся, ожидая лицезреть отварные куски говядины, копченую свиную ножку или нежно прожаренную баранину в темно-коричневом соусе, но центральное место на столе заняло овальное блюдо с веером разложенной отварной морковкой. Остальное меню так же могло обрадовать разве что мою пару кролей, оставленную в Борисовке. Пышущие паром брокколи, месиво, похожее на тертую тыкву, тушеная капуста, яблоки с сельдереем и маленькая солонка. Отчего-то отсутствовал картофель, и не было ни кусочка хлеба. Ситуация сложилась крайне неловкая – весь стол был заставлен едой, а есть нечего. Я растерянно указал на капусту, и когда она оказалась у меня в тарелке, нерешительно покосился на Полину. Она с видимым наслаждением на лице вкушала морковь и тихо смаковала брокколи. Судя по всему, она была вполне довольна завтраком.
– Нельзя ли принести хлеба или хотя бы ваших знаменитых блинов? – осведомился я у расставившей кулинарные изыски служанки.
Та несколько недоуменно глянула на меня, как будто я попросил отбивную из крокодила, затем перевела взгляд на Луизу и опустила глазки.
– Хлеб на завтрак, – вдруг сказала Полина, – слишком тяжел для желудка.
Я окинул придирчивым взором довольно пышные формы служанки и сразу смекнул, что от морковно-броккольной диеты таких не наживешь. Да и лежавшая на пуфике Мурлыка радовала глаз блестящей шерстью и сыто округлившимися боками. Кто хоть немного понимает в котах и их несносном характере, знает, что такое довольство жизнью у них можно наблюдать только после близкого знакомства с плошкой сметаны или добрым окунем, а лучше и тем и другим.
– Морковь не лучший друг мужчины, – твердо заметил я, – даже отварная.
И обращаясь к Луизе, приказал:
– Подайте два яйца всмятку, копченую грудинку и гречишных блинов с утиной вырезкой и медом. Я не собираюсь портить себе завтрак.
– Как прикажете, монсеньор, – проворковала Луиза.
Когда требуемое оказалось на столе и завтрак превратился из бутафорского в вполне осязаемый, я поинтересовался у Луизы, кто такой Жан-Люк.
– Месье Видлэн уже второй раз приезжает в наш город в этом году, – сообщила Луиза. – И всегда его сопровождают какие-нибудь неприятности. Я уже сожалею, что он выбрал мою гостиницу.
– Отчего так?
– Вы разве не знаете? Он же говорит, что служит в Парижской полицейской префектуре, а я слышала, что он с самим Видоком не разлей вода, и еще не понятно, кто из них больший жулик. Люди врать не будут, говоря, что при встрече с ним стоит держаться за кошелек двумя руками.
– Насколько я знаю, – произнес я, расправляясь с блином-галетой, – Эжен-Франсуа Видок больше не является преступником и предложил свои услуги полиции.
– Ах, монсеньор! Разве волк перестанет быть волком, если нацепит баранью шкуру?
– А что это за история с разорвавшейся пушкой?
– Ха, скажете тоже, монсеньор. Мой покойный муж служил в мушкетерах и в оружии научил разбираться. Если старый мушкет обозвать пушкой, то да. А на самом деле, месье Видлэн пересыпал пороху, так как был в стельку пьян. Он сам мне об этом рассказал.
В это время Полина поманила служанку, и та, нагнувшись к ее уху, что-то стала рассказывать, не иначе как последние события.
– Sainte Marie, Mère de Dieu, priez pour nous pauvres pécheurs
[74], - скороговоркой тихо произнесла Полина и отчетливо приказала: – Горячий шоколад и, пожалуй, меренги.
