Я покачал головой:
– Место происшествия выглядело слишком подозрительно, сторож лежал без сознания, значит произошло что-то еще.
– Маркус со своими девушками по вызову? – продолжал Сатти. – Как-никак он устроил в отеле бордель.
– Да брось. Не проститутки же Али вырубили.
– Может, Маркус тоже присутствовал. Он и двинул Али по голове. Ты же сам говорил, особой любви между ними не наблюдалось.
– Бармен изменил показания, как только понял, что я из полиции. Обеспечил Маркусу алиби, и я ему верю. Полный бар народу может это подтвердить.
Какое-то время мы ехали в молчании.
– И все равно, – продолжал Сатти, – чтобы устроить бордель под носом у начальства, крепкие нервишки нужны. Надо с ним потолковать. Ладно, пойдем дальше… Если Зубоскала правда убили, тот, кто это сделал, толком его не знал.
– Почему?
– Он и так бы через несколько недель отправился кормить червей, надо было просто подождать. Природа сделала бы свое дело…
– Нет. Он не принимал обезболивающие – значит, жил обычной жизнью, может, скрывал болезнь, превозмогал боль. – Я задумался. – Убийца стал бы ждать, только если бы там было нечто личное.
– То есть?
– Ну, если его хотели убить не по личным мотивам, а потому, что он что-то знал, убийца не стал бы рисковать и ждать естественной смерти. Умирающий человек, который слишком много знает, очень опасен.
– Допустим, его убили, – согласился Сатти. – Но как же остальные загадки? Вряд ли он где-то посеял документы.
– О его исчезновении никто не заявлял, и на одежде нет этикеток.
– Может, у него друзей не было. А одежда из «Армии спасения». Там срезают ярлычки с инициалами.
– Одежда выглядела новой и подходила по фигуре, к тому же неясно, зачем он вшивал в нее послания.
Сатти поразмыслил.
– Может, «Тамам шуд» – его жизненный девиз?
– Конец или финал? Звучит зловеще.
– Сбылось ведь, – рассмеялся Сатти. – Этот клочок бумаги все проясняет…
– Как?
– Это – предсмертная записка.
– Нет.
– Откуда тебе знать?
– Жертвы убийств не оставляют записок.
– Хватит, – рассердился Сатти. – Хватит называть его жертвой убийства.
Я сменил тему:
– Что за номерок на второй фотографии? Зачем вшивать его в одежду? Чтобы спрятать?
– Хм… – протянул Сатти. – Надо найти эту камеру хранения. Идеи есть?
– Самый обычный номерок. Таких полным-полно.
– Ладно. Он вставил зубы и носил линзы, потому что хотел быть красавчиком…
– Это не объясняет отпечатки пальцев.
– Параноик. Ему казалось, что за ним следят власти.
– Или готовился к апокалипсису?
– Угу, только не дожил.
– Что он делал в неработающем отеле? И зачем кому-то охотиться за единственной свидетельницей?
– Дальше. – Сатти шумно выдохнул носом. – Эти «дважды пропавшие»: при жизни зря тратят воздух, после смерти – чье-то время.
С минуту я вел машину молча.
– Не согласен. Мы не просто так время тратим, а расследуем взлом отеля и мусорные поджоги.
Сатти не стал возражать.
– Стромер – закоренелая лесбиянка, которая люто ненавидит гетеросексуальных белых мужчин.
– Нет. Она – умная женщина, которой от таких, как ты, прилетает столько дерьма, что хватит разгребать до конца жизни.
Сатти покосился на меня:
– А еще она считает, что ты – никудышный сотрудник с пристрастием к запрещенным веществам и таким послужным списком, что тебе нельзя доверять расследования. И что тебя следует немедленно отстранить от работы и предъявить обвинения в коррупции.
Я не смог ничего возразить.
К Стромер нам пришлось идти до начала смены. Вечер только начинался, но Сатти уже решил передохнуть. Теперь скомандует забрать его откуда-нибудь через пару часов, и от него будет разить выпивкой, но мне ли его осуждать? Наконец прислали записи последнего мусорного пожара, так что я отправился в управление.
Разумеется, поджигатель снова выбрал урну в «мертвой» зоне. Ближайшая камера запечатлела противоположную сторону улицы. Зато можно было точно определить, когда вспыхнуло пламя, потому что проезжающий мимо велосипедист резко повернул голову. Я никак не мог сосредоточиться. Представлял исчезнувших женщин в дубленках, матерей и сыновей, до которых никому не было дела. Улыбающихся покойников.
Дважды пропавших…
Записи с камер наблюдения ничего не дали, так что я обрадовался, когда телефон завибрировал. Неизвестный номер.
– Уэйтс, – сказал я в трубку.
– Это полиция?
– Да. Эрл?
– Я нашел вашу визитку в комнате у Софи…
– И?
Он помолчал.
– Кажется, мне надо с вами поговорить.
3
По словам Эрла, Софи получила новое сообщение от «того чувака». Она не призналась ему, что это Оливер Картрайт, и, помня, как Эрл отреагировал на имя в прошлый раз, я тоже промолчал. Картрайт сказал Софи, что в полиции у него все схвачено и за ее дело никто не возьмется. А в качестве подкрепления своих слов прислал еще фрагмент видеозаписи и назначил новую встречу, на этот раз на людях. Она не хотела ничего говорить Эрлу, но ушла сама не своя.
– Куда, сказала?
– Туда, где они познакомились, – ответил Эрл. – Только я не знаю, где это.
В «Инкогнито» было непривычно тихо. Шел девятый час вечера, в баре ажиотажа не наблюдалось. У входа стоял тот же амбал, который выволок меня из клуба в прошлый раз. При виде меня он ухмыльнулся:
– Ты всегда выпивку мимо рта проносишь?
– В этот раз не пронесу.
Он осклабился; на лысой голове запульсировали вены.
– «Этого раза» не будет, приятель.
– Я – наверх, – заявил я, пытаясь его обойти. – Тебе решать, хочешь завтра красоваться в газетах или нет.
Он оттолкнул меня и примирительно вскинул руки:
– Слушай, мне не нужны неприятности. У тебя ручонки коротки сюда соваться. Угрожаешь боссу, швыряешься выпивкой, распугиваешь посетителей, а отвечать за все мне?
– Я не к боссу пришел. Полегчало?
– Нет его. Честно.
– А кто за главного?
– Я. – На лестнице показалась Алисия.
Сегодня она была одета скромнее – дикий неоновый прикид уступил место симпатичной черной юбке и простой блузке.
